Из показаний Саблина 10 января 1976 года: «Шейну я решил доверить свой план не в силу каких-либо определенных, известных мне его политических качеств, хотя он критически мыслящий и болезненно реагирующий на недостатки человек».

Доверительные отношения между Саблиным и Шейным сложились значительно раньше. Что сыграло здесь роль, то ли не совсем честное прошлое матроса, то ли его независимый строптивый нрав, трудно сказать. Как бы там ни было, но Саблин стал приближать к себе Шейна с первых месяцев службы того на корабле. Несмотря на многочисленные жалобы на проступки и хамское поведение Шейна, поступавшие от офицеров и мичманов, Саблин всячески поддерживал его. По ходатайству Саблина этот матрос сумел дважды побывать в отпуске, хотя имел неснятые дисциплинарные взыскания. По существу Шейн, который вопреки штатному корабельному списку «внештатно» всецело подчинялся только лично Саблину, считаясь, опять же «внештатно», корабельным художником и руководителем ансамбля, заведующим ленинской комнатой корабля и корабельным библиотекарем.

Вопрос следователя на допросе 24 января 1976 года: «Почему Шейна Вы называете критически мыслящим и болезненно реагирующим человеком?»

Ответ Саблина: «Я часто беседовал с Шейным по вопросам его службы на корабле, как правило, после очередного его нарушения дисциплины или проступка. Шейн объяснял это и, как я видел, довольно искренне, нетерпимостью к несправедливости и беспорядку на корабле, действием некоторых офицеров и мичманов, что и позволило мне сделать такой вывод».

Вопрос следователя: «В карточке взысканий и поощрений у Шейна много взысканий. Чем объяснить, что Вы, тем не менее, нашли возможным дважды предоставить ему отпуск с выездом на родину?»

Ответ Саблина: «Отпуск с выездом на родину Шейну предоставлял командир корабля по моему, не отрицаю, ходатайству. Я считал, что Шейн много работал по оформлению наглядной агитации, оформлению ленинской комнаты, организации художественной самодеятельности, отлично содержал корабельную библиотеку. Кроме того, я знал, что офицеры Куропятников, Сайтов и Стриженный давали Шейну различные поручения, не считаясь с теми указаниями, которые получал Шейн от меня, называли его, относясь к Шейну предвзято, “личным художником замполита”. В силу этого, несмотря на замечания и даже взыскания, я считал, что Шейн за проделанную работу заслужил свой отпуск».

Из воспоминаний главного корабельного старшины А. Миронова: «О Шейне известно, что до призыва в армию он проходил по какой-то уголовной статье и от тюрьмы его спас только призыв в армию. Шейн был завербован Саблиным уже давно, был главным сподвижником и пользовался его покровительством. Шейн был корабельным библиотекарем, по совместительству — киномехаником; оформлял боевые листки. В тяжелых корабельных работах он практически не участвовал, часто бегал в самоволку, и ему всё сходило с рук».

Из первого допроса В.М. Саблина 10 ноября 1975 г., г. Рига: «Я Шейну рассказал о своих намерениях добиться разрешения выступить по телевидению. Он высказал опасение и спросил меня, не агент ли я иностранной разведки, так обработали меня. На это я ответил отрицательно и объяснил ему идейные истоки моего поступка. Говорил ему, что намерен жертвовать личным благополучием, чтобы подать голос правды по ряду вопросов. Я Шейну в беседе, в моей каюте, сказал, что я не собираюсь создать группу заговорщиков и намерен действовать открыто. Как я ему об этом все рассказал, Шейн выразил согласие со мной и сказал, что поможет в осуществлении моего плана.

Шейн, как нештатный заведующий библиотекой и ленинской каюты, руководитель корабельного ансамбля гитаристов находился в моем непосредственном подчинении».

Из допроса Саблина 12 ноября 1975 года, Москва: «Вечером 5 ноября я вызвал Шейна и попросил рассказать о себе. Потом имел долгую доверительную беседу, изложил свою биографию и планы.