|
— Йоуст прижал ладонь к глазам. — Прости меня, Торвик! — Иди к чертям, жлобина! Хватит сопли размазывать! Ты пойдешь со мной драться. Я положу тебя или ты меня... не в этом дело. — Виктор закатил обратно за зубы шелкопряда, норовящего свалиться под язык. — Не в этом. — А в чем? — Дело в том, чтобы выжить. И остаться при этом человеком, а не превратиться в свинью. Вот так, Йоуст. * * * Потом в центр ринга вышел староста деревни Фоссен. Он объяснил правила глима. Правил было много, но суть их была проста: выигрывает тот, кто оставит противника на земле, а сам при этом встанет на ноги в полный рост. Удары запрещаются категорически. За волосы, уши и за нос хватать нельзя, глаза не трогать. За ринг вылетать можно. Одежду с противника стаскивать можно — и штаны, и даже трусы, если это нужно для победы. Все было понятно. Говорил Руди на английском, громко и четко. Старался, само собой, для иностранных туристов, коих из зрителей было большинство. А потом жестом приказал подняться всем участникам грядущих поединков и представил каждого. Все, кроме четверых, были норвежцами, давно уже известными местным, и их приветствовали громким ором и аплодисментами. Особенно шумно приветствовали здоровяка Мортена. Двое борцов приехали из Швеции — один из них был атлетического сложения, бритый наголо, второй, с длинными желтыми волосами, телосложением напоминал центнер квашни, сбежавшей из бочки. Единственный датчанин был невысоким, кряжистым, но подсушенным. Почти полностью, включая лицо, он был покрыт необычными татуировками — красными и черными, изображающими языки пламени и молнии. Представляя Виктора, Рудольф остановился и положил ему руку на плечо. — А это, — сказал он, — наш гость из Литвы, Торвик Ларсен. Он советский офицер, воевал в Афганистане, и ему оторвало миной ногу. Вот примерно досюда, — Руди нагнулся и точно показал, докуда доходил протез Вика. — Поэтому, в порядке исключения, он будет бороться в армейских ботинках. — Эй, — крикнули из толпы, — это нечестно! Наши все босиком, а этот детина будет в танковых гусеницах! Да он всех наших инвалидами оставит! — Спокойно! — Фоссен поднял руку. — Во-первых, Торвик тоже наш, отец его — норвежец. Вику предстоит доказать, что он достоин имени викинга, и не его вина, что он родился не в Скандинавии. Во-вторых, Торвик — инвалид, в отличие от наших громил, больных только на голову, и любой, кто попытается сломать ему протез, будет дисквалифицирован на год и полностью оплатит Ларсену стоимость нового протеза. В-третьих, если сам Ларсен наступит кому-либо из противников на ногу ботинком и причинит этим вред, он будет дисквалифицирован навсегда и не сможет больше ни разу войти в любую деревню викингов в фюльке Бускеруд. Вик скрипнул зубами. Отменную подлянку кинул ему мастер Фоссен! Сперва заставил идти бороться на ринг, а затем ограничил в действиях так, что лишнего движения сделать не удастся. Стоит Виктору задеть соперника ботинком, и тот притворно заорет от боли, и Вика выкинут из деревни навсегда. Хорош учитель... На то, что Руди назвал Виктора инвалидом, Вик не обиделся нисколько. Пустяки это, право. Он уже привык, что в Норвегии, в отличие от СССР, у инвалидов особое отличие в правах — и парковочное место на стоянке для них выделено, и пандусы везде, где только могут понадобиться, и в автобусах специальная площадка опускается и терпеливо ждет погрузки, и коляски с парализованными катаются сами по себе во множестве, неся на себе немощных людей. Красивые такие коляски, тихие и удобные, снабженные электромоторами и пультами для управления. Сам себя Ларсен инвалидом не считал нисколько. И хотя на глим он не рвался, а был выпихнут насильно, Вик не собирался трусить и давать слабину. Он и не такое в жизни видал. Единственное, что волновало его по-настоящему, — не нанести никому травму своими тяжеленными берцами. |
