– Не надо было рвать брюки! – обратился к собаке Грег. – Они обошлись мне в пять долларов, шелудивая тварь.
Пора уносить ноги. Ему не поздоровится, если этот деревенский олух с женой и шестью детьми вернутся из города на «студебекере» и увидят своего издыхающего пса у ног незваного коммивояжера. Он потеряет работу. Компании «Американский праведный путь» не нужны коммивояжеры, убивающие собак христиан.
С нервным смешком Грег сел в машину и быстро дал задний ход. Добравшись до дороги, разрезавшей кукурузное поле ровной линией, он устремился на восток и вскоре мчался со скоростью шестьдесят пять миль в час, оставляя за собой длинный шлейф пыли.
Терять работу отнюдь не входило в его планы. По крайней мере сейчас. Он неплохо зарабатывал: помимо уловок, отлично известных компании «Американский праведный путь», Грег разработал несколько своих, о которых не знал никто. Ему было грех жаловаться. Постоянные разъезды, связанные со сменой обстановки, новые знакомства, много… девчонок. Казалось, жизнь удалась, правда…
Правда, этого ему было мало.
Он продолжал путь; голова разламывалась. Да, этого ему было мало. Грег чувствовал, что родился для большего, чем разъезжать по Среднему Западу, торговать библиями и подделывать накладные ради пары лишних долларов в день. Он чувствовал, что родился для… для…
Для величия!
Да, именно для этого! Несколько недель назад Грег затащил на сеновал девчонку. Ее родители уехали в Давенпорт, набив машину цыплятами для продажи, и она сначала предложила ему стакан лимонада, а потом пошло-поехало. Когда все кончилось, девчонка заявила, будто в сексе он ничем не отличается от проповедника, и тогда Грег залепил ей пощечину. Почему – и сам не знал. Просто дал пощечину и уехал.
Вообще-то не совсем так.
Он ударил ее три или четыре раза. И остановился, только когда она начала кричать и звать на помощь. Каким-то образом ему все же удалось помириться с ней, для чего Грег пустил в ход все обаяние, каким наградил его Господь. Тогда голова тоже разболелась, а перед глазами запрыгали разноцветные точки, и он решил, что это из-за невыносимой жары на сеновале. Однако причиной головной боли была не только жара. Грег почувствовал то же самое и на пятачке перед домом, когда собака разорвала его брюки: им овладело нечто темное и безумное.
– Я не псих! – громко произнес он и, опустив стекло, вдохнул полной грудью раскаленный летний воздух, пахнущий пылью, кукурузой и навозом. Включив радио, Грег поймал песню в исполнении Пэтти Пейдж. Головная боль немного стихла.
Главное – уметь держать себя в руках и не подмочить репутации. Тогда ему никто не страшен. И он постоянно совершенствовался в этом. Ему уже не снился так часто отец в сдвинутой на затылок шляпе и ревевший:
– Ты – мерзкий и ни на что не годный подонок и сопляк!
Ему это снилось все реже, потому что перестало быть правдой. Грег уже не сопляк. В детстве он действительно часто болел и был хилым, но теперь вырос, окреп и заботился о матери…
А отец умер и ничего этого не видел. Грег не мог заставить его отказаться от своих слов, потому что тот погиб при взрыве на нефтяной вышке. Но ему ужасно хотелось откопать отца и, вытащив из могилы, высказать в обезображенное лицо все, что накипело, а потом наподдать так… как тому псу!
Голова снова заболела, но уже не так сильно.
– Я не псих! – снова громко повторил он, но его слова заглушала музыка. Мать всегда говорила, что Грег родился для чего-то большого, великого, и он искренне верил этому. Нужно просто постоянно держать себя в руках, не совершать проколов – вроде пощечин девушке или избиения собаки – и дорожить репутацией.
В чем именно заключается его величие, он узнает, когда пробьет час. В этом Грег не сомневался. |