— А затем вам пришла в голову мысль вломиться в мой дом? — Судя по тону, моя история его не очень убедила. Нисколько не убедила, точнее.
— Только проснувшись я осознал, что натворил, — говорю я, — Тогда я опять позвонил на ваш домашний телефон. Автоответчик еще оставался включенным, и я догадался, что вы уехали на уик-энд. Я поехал к вам, перелез через стену сада с крыши своего «лендровера», нашел ключ от задней двери в одном из искусственных камней, догадался, что сигнализация не включена и подумал: «Эге, парень, Провидение теперь на твоей стороне!» — Я начинаю ерзать на стуле, и это оказывается ошибкой; дерьмо, напоминающее какое-то отвратительное желе, выдавливается из трусов в джинсы и просачивается в комбинезон, — Потом мне позарез понадобилось в туалет, и я отправился его искать. В конце концов нашел. После опять спустился в кабинет, стер пленку и…
— Во всей этой истории как-то выпала спальня моей жены, — вставляет Мерриэл. Затем смотрит на Селию и улыбается, — Извиняюсь, что приходится напоминать.
Селия мечет в меня пламенный взгляд и скрещивает на груди руки.
— Я заранее продумал, что если как-то у вас наслежу, лучше обставить дело так, словно к вам залез вор, — объясняю. — Вот я и прихватил с туалетного столика миссис Мерриэл пару колец. Затем, когда уже стер пленку, меня посетила другая мысль: отсутствие колец как раз и привлечет внимание к тому факту, что в доме кто-то похозяйничал. Потому я вернулся в ее комнату и положил кольца туда, где их взял, — Смотрю на мистера Мерриэла и оцениваю выражение его лица как скептическое. Тогда пожимаю плечами как можно невиннее. — Никогда не занимался раньше ничем подобным, мистер Мерриэл. Мне доводилось болтать с людьми о подобных вещах, и я немало наслышан о ключах, спрятанных в искусственных камнях или жестянках «кэмпбелловского» супчика, об электрических розетках, в которых прячут драгоценности, и о прочей подобной лабуде. Но я вообще-то и мечтать не мог, что сигнализация не сработает ни когда я буду входить, ни когда пойду обратно. Но это не имело значения. Я решился войти любой ценой и каким угодно способом: разбить окно, выломать дверь, все, что угодно, потому что даже если бы меня сцапали полицейские, какой бы приговор ни вынесли мне, какой бы штраф ни заставили уплатить и какой бы срок ни пришлось отсидеть, это оказалось бы менее… менее неприятно по сравнению с тем, что произошло бы, доведись вам прослушать сообщение на автоответчике.
— А если бы мои друзья из лондонской полиции поймали вас и стали допрашивать, как бы вы стали им объяснять, почему вломились в мой дом?
Я вновь пожимаю плечами.
— Знаете, моей первой мыслью было заявить, будто я потерял голову из-за вашей жены, но потом решил, что и такой поворот событий вас, вероятно, тоже очень расстроит; тогда я подумал, лучше будет сказать, будто я затеял… э-э-э… журналистское расследование или вроде того, пытаюсь найти доказательства вашей преступной деятельности, или просто дать вам почувствовать на собственной шкуре, каково это, когда кто-то является без спроса к вам в дом, то есть сделать вас самого жертвой преступления. И мне все равно, как глупо и неуклюже звучали бы подобные оправдания — лишь бы удалось стереть запись с пленки.
— Но ведь кабинет я запирал, Кеннет, — не без резона возражает Мерриэл, — Как же вы туда проникли?
Я хмурю брови. «Просто солги», — подсказывает внутренний голос. Отрицай видеозапись как улику. Представь, что сейчас имеешь дело с Лоусоном Брайерли. Доверься зернистости изображения и тому, что на видеопленке дверь кабинета видна не под самым удачным углом. Кроме того, мои большие перчатки должны скрыть тот факт, что я пользовался ключом. |