— Ты что, действительно никогда не слушаешь мои передачи?

Крейг хохотнул:

— Конечно слушаю. Пока от рекламы не начинает ехать крыша. И ты действительно любишь пускать в повторную переработку то, о чем мы с тобой накануне трепались.

— Так и есть. Хочешь, я стану упоминать об этом в эфире и называть твое имя? Ссылаться на тебя? Включим тебя в штат радиостанции? Страховочку больничную оформим?

— Я же сказал — роялти. Хватит обычного чека.

— А хрен тебе!

Мой приятель вздохнул:

— А все-таки…

— А все-таки хватит сидеть тут и жалеть самого себя, лучше…

— Я не жалею самого себя.

— Вот и не надо. У тебя хорошая работа, которая тебе нравится, успешная карьера, вы с женой вырастили умную, красивую дочку, и тебе повезло стать другом по крайней мере одной настоящей знаменитости, то есть меня. Что еще тебе остается желать?

— Может, побольше секса?

— Не помешало бы. Вылезай-ка из берлоги и начинай общаться с людьми. Знакомиться с женщинами. Давай вместе куда-нибудь выберемся. На пару.

— Ну, пожалуй.

— И не «пожалуй», а точно. Давай.

— Позвони. Убеди меня, когда протрезвею и стану не таким мрачным.

— А ты сейчас мрачный?

— Немного. Я по-настоящему люблю мою работу, но иногда думаю, да это же просто так, украшательство, вроде как электронные обои, и какой в этом смысл? А что касается Никки, она совершенно замечательная, но когда мне приходит в голову, что ей вот-вот задурит голову какой-нибудь проходимец… Конечно, я понимаю, все это отдает каменным веком, но иногда ловлю себя на мысли, что мне и думать неприятно, что она займется сексом.

— Тебе неприятно? Вот дьявол! А по-моему, отличная мысль.

— Ну, Кен, — сказал Крейг, качая головой, — Даже тебе…

— Прости, каюсь, — искренне сказал я.

Раздался мелодичный звон дверного звонка.

— Отлично, — отреагировал Крейг. — Выметайся вон из моего дома, ты, ядовитый кисяк!

— Кисяк?

— Кизяк! Ядовитый кизяк, вот кто ты.

— Ну и ладушки. — Я вскочил с места и хлопнул его по коленке, — Встретимся на следующей неделе?

— Возможно. Ну, скатертью дорожка в твой притон разврата.

На пороге я остановился, прищелкнул пальцами и проговорил:

— Ах да, совсем забыл тебе рассказать.

— О чем? — спросил Крейг задиристым тоном.

— О моем пылком гомосексуальном эпизоде с Локланом Мердоком.

— Да ну?

— Точно. И, как ни забавно звучит, я начал писать для одного из таблоидов его папаши.

Крейг прикрыл глаза.

— Хватит уже на сегодня, а? — тяжело вздохнул он.

— Просто решил, что тебе захотелось бы это знать; и я получил колонку в газете «Сын».

— Да уймись ты.

— Увидимся!

— Ага, и попробуй все это рассказать по своему дурацкому радио, мистер Забавник.

— Это лишь для твоих ушей, малыш. До следующей.

— Ну да, ну да…

Когда я поцеловал Селию в первый раз, тогда, в грозу, дальше этого у нас не пошло. Правда, то был потрясающий поцелуй: ее теплое, упругое тело прижалось ко мне, я почувствовал, какие мягкие у нее губы, и твердый маленький язычок затрепетал у меня во рту, словно влажный мускулистый язычок пламени. Но она не оставила мне ни адреса, ни домашнего телефона, ни номера мобильника. Вообще ничего. Тогда я, конечно, представления не имел, кто ее муж.