Практические занятия у вечерников несколько затянулись. После этого Зина еще приняла пересдачу по двум лабораторным, а пересдавать приготовились сразу несколько человек.

Когда вечерники разошлись, кафедра была еще открыта. И до того момента, как появится уборщица, злобно громыхая ведрами, Зина решила остаться там, чтобы подготовить конспекты завтрашних двух лекций и начать составлять календарный план на следующий месяц. Идти домой не хотелось. Зине очень нравилось сидеть на кафедре поздним вечером — в одиночестве, в уюте и тепле. Тем более, что дома у нее было холодно, а в институте топили очень хорошо.

В обед, когда у нее было два «окна», она успела забежать на Новый базар, чтобы купить кое-что из еды — другого времени на покупки у нее не было, нагрузку на кафедре все увеличивали, но Зину не смущало это обстоятельство, скорее наоборот.

Коллектив кафедры был разношерстный, преподаватели — разного возраста и совершенно разных жизненных предпочтений и взглядов.

Три заслуженных профессора, каждому их которых было за 60, держались особняком, презирали окружающих и не снисходили до рядовых сотрудников. Время от времени они принимались интриговать, выбирая себе очередную жертву. Заведующей, как новому человеку в институте, работалось с ними очень тяжело. Но, так как профессоры составляли костяк кафедры, ей оставалось мириться с их интригами, закрывая на все глаза.

Крестовскую они невзлюбили с первого взгляда, и с тех пор всегда интриговали против двоих сразу — против жертвы, которая менялась, и против Зины. Порой она страшно скучала по моргу, в котором ее подопечные никогда не интриговали против нее, не изводили замечаниями и придирками.

Помимо профессуры, были рядовые преподаватели разного возраста — от средних лет до молодежи — и девчонки-лаборантки. Молодежь занималась сплетнями и друг другом. Преподаватели среднего возраста бегали за молоденькими лаборантками и за студентками. Все эти люди очень сильно отличались от нее, Зины.

Она чувствовала себя гораздо старше их всех, ведь у нее был колоссальный жизненный опыт, полученный в морге. А потому за все время, что уже работала в институте, Крестовская ни с кем не сошлась близко, ни с кем не подружилась. Впрочем, это ее не особо и печалило.

Зина всегда с трудом сходилась с людьми. Дружба с Кацем была в ее жизни единственным исключением, когда она нашла общий язык с коллегой и с начальством. Поэтому Зина держалась особняком, чувствуя некоторую настороженность коллег.

Впрочем, в преподавательской среде почти всегда царит та же атмосфера, что и в среде творческой — атмосфера сплетен и зависти. Поэтому дружеские связи в такой обстановке очень редки.

С заведующей кафедрой у Зины сложились двойственные отношения. С одной стороны, Крестовской импонировал ее сильный характер, четкая организованность, с которой она наладила работу кафедры. С другой — не нравилась ее авторитарность, бескомпромиссность и некая узколобость во многих вопросах. Но Зина все же старалась не идти на открытый конфликт. Впрочем, особой почты для конфликтов и не было — Крестовская очень старалась. Хотя чувствовала, что в глубине души заведующая ее, Зину, очень сильно не любит, и ей с большим трудом удается это скрывать.

Зину забавляло это лицемерие, тем более, что она не понимала причины. Но так как работать в институте ей все же нравилось, она старалась особо не копаться в этом.

Итак, была половина десятого вечера, когда Зина наконец-то вошла в квартиру. В бесконечно длинном коридоре коммуналки горела тусклая лампочка, навевающая тоску. Зина медленно шла по этому коридору к себе.

Дверь комнаты тети Вали приоткрылась, и соседка выросла на пороге так неожиданно, что Зина вздрогнула.

— Тетка к тебе приходила, — заявила тетя Валя, — смурная такая тетка.

— Кто? — не поняла Зина.