— Браво, мышка! — сказала она. — Ты поёшь вдвое лучше меня. Вылез бы ты оттуда и залез на рояль — я б тебе могла аккомпанировать.

«Глупая старуха, — продолжала она про себя. — Аккомпанировать поющей мышке! Просто бред какой-то! Но ведь и поющая мышь тоже бред, а между тем мышка поёт — и прекрасно поёт. Одно ясно. Я должна с ней подружиться. Или скорее с ним. Почему-то мне кажется, что это он. А другая мышь, побольше, по-моему, его мама. Ну и каким же образом лучше всего подружиться с мышью? Ну конечно же, с помощью еды! Но какой именно?»

И тут миссис Ханиби вспомнила, что где-то слыхала, будто мыши больше всего любят шоколад (кстати, как и она сама). Миссис Ханиби встала и пошла через всю гостиную к небольшому столику. На нём стояла жестяная коробка, в которой она держала конфеты. Оттуда она достала пакетик с шоколадками, одну вынула, а остальные положила обратно в жестянку и закрыла крышку. Потом подошла к роялю и, чтобы не нагибаться, аккуратно уронила шоколадку рядом с левой передней ножкой рояля. После чего ушла из комнаты и затворила за собой дверь. Но прежде чем лечь спать, миссис Ханиби не утерпела и опять зашла в гостиную. «Вряд ли они уже съели шоколадку, — подумала она. — Скорее всего нет».

Она повернула выключатель и взглянула, на месте ли шоколадка. Шоколадки не было.

— Вот и молодец! — сказала миссис Ханиби тихонько. — И ещё получишь, если вылезешь наружу и споёшь для меня.

Глава седьмая

НАГРАДА

«Лучшие замыслы мышей и людей», как выразился поэт Роберт Бёрнс, исполнить удаётся не всегда. Но, быть может, это касается только мужчин, а с женщинами получается по-другому. Во всяком случае, замысел миссис Ханиби подружиться с поющим мышонком всё больше походил на реальность.

На следующий день после первой шоколадки она, прежде чем предаться утреннему музицированию, проиграла первые такты мелодии из мюзикла «Оливер», а именно «Похлёбка, желанная похлёбка». Уголком глаза она заметила, как из дыры за плинтусом выскочил мышонок, молниеносно схватил шоколадку и юркнул назад в норку.

— Посмотри-ка, мамочка, — сказал он, кладя добычу перед матерью. — Опять вкусненькое.

Только что проснувшаяся Мэри прислушалась к звукам музыки, доносившимся сверху.

— Вольфганг Амадей! — сказала она. — Неужели ты хочешь сказать, что ты просто вышел наружу и взял это, когда хозяйка сидела и играла?

— Не сердись, мамочка, — попросил Вольф. — Она хорошая, я в этом уверен. Наверное, она к нам расположена, иначе не угощала бы таким лакомством.

— А вдруг это какая-то хитрость, — проворчала Мэри, но кусочек отгрызла.

Миссис Ханиби благоразумно не спешила. Она знала — тут требуется терпение, поэтому она продвигалась медленно, шаг за шагом.

В тот же день вечером, кончив играть, она выложила ещё одну шоколадку, но уже не на пол, а на басовый конец клавиатуры, рядом с последним «ля».

— На этот раз придётся тебе залезть за шоколадкой наверх, мышка, — сказала она.

К ночи шоколадка исчезла.

На следующее утро миссис Ханиби положила лакомство на то же место, села на табурет и заиграла песню «Иди, не страшась ничего». Доиграв до середины, она к удовольствию своему увидела, что мышонок взобрался по ножке рояля и уселся около кусочка шоколада, поглядывая блестящими глазками на музыкантшу. Миссис Ханиби продолжала играть, но теперь на более высоких нотах, чтобы левая рука была подальше от мышонка.