Мужичонко расталкивает народ и пускается бежать.

— Мерзавец! — негодует ему вслед чиновник.

— Держи его! Держи! — кричат немного ободрившиеся барашковые чуйки.

— Часы, что ли, стянул у их благородия? — спрашивает, не разобрав, в чем дело, баба.

— Нет, на кошелек имел покушение… — мрачно отчеканивает солдат.

Кто-то бросается за мужиком вдогонку.

— Смотри, смотри! Мазурика ловят! — слышно где-то.

— Среди белого дня и вдруг с купца шапку сорвал! — идет говор в дальних рядах.

— Не может быть!

— Как не может быть? Смотрите, вон его ловят!.. Поймали! Поймали! Ну, слава Богу! Вырывается… Шалишь! Братцы, что ж так зря-то стоите? Помогите, а то опять убежит!

— Говорят, у купца-то пятьдесят серий в шапке зашито было, — рассказывает извозчик.

— И зачем только эдакие деньги при себе носить! — дивятся в толпе.

— Известно, от алчности!

— От алчности! А может, жена гулящая. Оставь-ко дома, так сейчас для воздахтора слимонит. У нас на Обводном канале был случай. В мешке с орехами, в чулане деньги-то держал… Стянула.

— Это верно. Я, братцы, этого купца знаю, что деньги в шапке держит. У него жена только и дела делает, что с офицерами возжается, — повествует бакенбардист в пальто и в очках. — А то был тут у нее дьякон.

Молва растет, как снежный шар.

— Удивительно, как нынче дерзок простой народ стал! — восклицает военный писарь.

— Это от пьянства.

Мужичонку подводят. Тот крестится. Его пихают в шею. Вот налетел мастеровой с гармонией и ударил его по уху. Свалка. Толпа волнуется. Слышна руготня. Мальчишка с бутылкой в руках роняет бутылку и проливает масло. Мужики мимоходом мажут себе сапоги.

— Городовой идет! Городовой! — раздается робкий шепот.

Вдали, придерживая рукой шашку, спешит городовой.