Изменить размер шрифта - +
Даже жгущая грудь телеграмма не могла перебороть его фанатизма – лишь заставляла Лёку ненавидеть себя за нерешительность и рабью кровь.

В боковом кармине пиджака у него захрюкал Моцарта мобильник.

– Але, Лёка?

Это был господин Дарт.

– Добрый вечер, Дарт.

– Ну как там? Кончилось?

– Торжественная часть кончилась.

– Интересно?

– Не то слово.

– Сделаешь статью?

– Сделаю. Нынче же в ночь сделаю, потому что… Хорошо, что ты позвонил, я сейчас торчу одной ногой направо, другой налево, потому что у меня…

Неловко стоя посреди двух людских потоков, Лёка вкратце изложил работодателю ситуацию.

– Ну ты человек из железа! – с ироничным восхищением отреагировал на его историю господин Дарт. – Какие сомнения! Конечно, плюнь на этот фуршет и беги в ОВИР, может, еще успеешь! Ночью экспрессов до Москвы предостаточно…

Лёка прервал контакт, заблокировал клавиатуру, торопливо сунул мобильник обратно в карман и, юля меж бесчисленных ученых, начал продавливаться к выходу. Но не прошел он и пяти семенящих шагов, кто‑то взял его за локоть.

Он обернулся. Перед ним стоял высокий худой старик с куцей, клочьями поседевшей бородой и неожиданно молодым, ярким взглядом запрятанных под кустистыми бровями глаз.

– Что такое? – возмутился Лёка.

– Простите великодушно… Вы ведь Небошлепов, да?

– Да… Откуда вы…

– Я, знаете ли, читал несколько ваших статей и видел фотографии. Вы очень похожи на свои фотографии… Я Иван Обиванкин.

– Очень приятно… – автоматически пробормотал Лёка.

– Господин Небошлепов…

И тут мимо них, слегка задев Лёку локтем, прошествовал в окружении небольшой, но яркой свиты сам Акишин. Лёка рывком обернулся (он терпеть не мог, когда до него хоть чуть‑чуть дотрагивались) и успел поймать взгляд – какой‑то испытующий, настороженный, пристреливающийся… Потом он понял, что главный ученый смотрит не на него, скорее – сквозь него. На этого самого Обиванкина, похоже. И, похоже, этак вот прицельно вглядываясь, Акишин пытается что‑то сообразить или вспомнить… Ощутив, как уставился на него Лёка, главный ученый чуть кивнул ему, словно бы здороваясь.

– Я рад, – проговорил он, замедлив шаг, – что о сегодняшнем заседании будет писать столь известный журналист. Для какого издания вы сейчас работаете?

– Для «Русской газеты», – растерянно ответил Лёка; хотя многие газеты и впрямь, разнообразя и оживляя пространство текста хоть какой, да картинкой, приверстывали его фотопортреты к его статьям, да и по телевидению он выступал немало – он так и не привык, что его узнают.

– Хорошее издание, – величаво одобрил Акишин. – Милости просим присоединиться к нам, стол уже накрыт.

– Боюсь, мне уже надо бежать… – с великим трудом отказал Лёка после долгого внутреннего усилия. – Я хочу успеть сделать материал уже нынче, чтобы он попал в завтрашний номер.

– Примите нашу благодарность, – молвил тогда Акишин, и не понять было: благодарит ли он от лица всей научной общественности или говорит о себе во множественном числе. – Всего доброго.

И, в сопровождении синхронно с ним вставшей и синхронно же вновь сдвинувшейся с места свиты, он проследовал далее, навстречу фуршету.

Странный Обиванкин за время разговора, к сожалению, не исчез. Только отвернулся, состроив мину, будто озирает зал.

На него Акишин смотрел, на него… Нехорошо смотрел.

– Мне очень нужно с вами поговорить, – отрывисто и вполголоса сказал Обиванкин.

Быстрый переход