Изменить размер шрифта - +
Прыгать в омут очертя голову в отличие от подружки я не люблю, поэтому потратила минут пять, прежде чем окунулась, все это время жалобно поскуливая и повизгивая.

– Давай наперегонки к тому берегу, – позвала Женька. Предложение показалось толковым, и, прокричав в ответ: «Давай!», я устремилась к подружке. Задора в Женьке больше, чем умения, конечно, я ее обогнала, и она, сразу потеряв интерес к соревнованиям, приблизилась к берегу, сплошь заросшему ивой, и, делая вид, что не обращает на меня внимания, нырнула.

Я легла на спину и раскинула руки. Из состояния абсолютного блаженства меня вывел Женькин вопль. Орала она так, что я в полной растерянности крутанулась на живот, забыв прикрыть при этом рот. Женька стояла по грудь в воде, колотила по ней руками, поднимая брызги, и вопила что есть мочи.

– Что ты орешь? – укоризненно спросила я, подплывая ближе, и тут обратила внимание на физиономию подружки. Вне всякого сомнения, она спятила: перекошенный рот, вытаращенные глаза и такой ужас в них, что я совсем было решила тоже заорать, но вовремя одумалась и только вздохнула: – Спятила ты, что ли?

– Вытащи меня отсюда! – рявкнула Женька, неожиданно приходя в сознание. Тут она заметила бросившуюся в воду Верку и отчаянно закричала: – Не ходи сюда!

– Змея? – догадалась я, зябко ежась. Женька схватила меня за руку и кинулась к берегу, отчетливо стуча зубами. Само собой, я припустилась следом, и через мгновение мы уже стояли на берегу все трое. Мы с Веркой торопливо оглядели Женьку, не нашли в ней никаких перемен и жутко осерчали. – Ну и что ты орала, больная? – зло спросила я. Верка, которая по натуре была человеком добрым, посмотрела на меня укоризненно и повторила тот же вопрос ласково, при этом опустив эпитет «больная». Женька вновь начала трястись, а Верка брякнула:

– Пиявки?

– Пиявки в реке не водятся, – отрезала я.

– Почему? – не поверила Верка.

– Откуда мне знать? Просто не водятся, и все тут…

– Ты точно знаешь? – все еще сомневалась она, а Женька неожиданно заорала:

– Дуры, мать вашу, там утопленник!

– Чего? – разом открыли мы рты.

– Утопленник, – повторила Женька и вздохнула с облегчением, точно избавилась от тяжкой ноши.

Минуту, не меньше, мы стояли молча, таращась друг на друга, затем я смогла спросить:

– По‑твоему, это хорошая шутка?

– А кто тут шутит? – хмыкнула Женька, заметно приходя в себя, правда, плечами все еще дергала, и физиономия ее теперь выглядела не серо‑зеленой, а просто бледной.

– Ну? – нахмурилась я.

– Гну. Утопленник, говорю, там. Кажись, за корягу зацепился.

– Как же так? – переминаясь с ноги на ногу, пролепетала Верка. – Если б кто утонул, так в деревне бы знали…

– Может, еще не знают, может, только что утонул…

– Мужчина или женщина?

– Почем я знаю… руку видела, вроде женщина…

– Да врет она все, – не выдержала я.

– Показалось с перепугу, – кивнула Верка и отважно шагнула в воду. – Где это?

– Вон там, у берега, – ткнула пальцем Женька в самое глубокое место. Кажется, там метров семь в глубину, и увидеть что‑либо подружка никак не могла. Впрочем, если она говорит, что у самого берега…

– Там какая‑нибудь коряга, – успокаивала Верка по большей части сама себя. – А тебе померещилось.

Она нырнула, но почти тут же голова ее показалась из воды, и Верка отчаянно забила руками, возвращаясь к берегу.

Быстрый переход