— А их было двое, да? — спросила она. — Один захватывал помещение, а другой, получается, где-то его страховал? Это называется «стоять на атасе»?

— Так получается, — буркнул майор и пошел дальше. Но Маринка если уж вцепилась, то отставать не желала. Я даже пропустила ее впереди себя. Пусть нарывается, если хочет. Я еще успею.

— А мы видели только одного, — сказала она, надвигаясь сзади на майора. Майор, как мужчина видный, не доходил нам обеим тульей своей фуражки даже до подбородка.

Оглянувшись на Маринку и смерив ее презрительным взглядом сверху вниз — не знаю даже, как у него это получилось, но получилось же, — майор бросил:

— Вообще странно, что вы видели хоть кого-нибудь. Или молчи, Широкова, или я прикажу тебя изолировать на пару суток. Вот поучись у своей подружки: так хорошо молчит, что приятно слушать!

— Да я и молчу, — сразу же заоправдывалась Маринка.

— Конечно, — сказала я.

— Я ведь только спросила, — продолжила Маринка, совершенно не просекая ситуацию, — где был второй? Может быть, там и третий, и четвертый…

— Я сказал: всем молчать! — рявкнул на нее майор. Маринка заткнулась, секунду подумала и протолкнула меня вперед, а сама встала сзади.

Рубоповцы в это время занимались чем-то интересным на втором этаже. Судя по звукам, они вульгарно ломали дверь в редакцию. Дверь была металлическая и сразу поддаваться такой пошлой отмычке, как рубоповский ботинок, не соглашалась.

Мы, предводительствуемые майором, под конвоем двух автоматчиков неторопливо поднялись на второй этаж. Как только я ступила на площадку нашего этажа, я услыхала, как редакционная дверь, натужно застонав, скрипнула и отворилась.

Мы увидели, как в дальнем конце коридора рубоповцы с угрожающими криками ввалились в редакцию.

— Вот так и поступают у нас в отделе с теми, кто не поддается сразу, — важно пробурчал майор.

— Вы про дверь? — робко спросила я у него.

Майор бросил на меня нехороший взгляд и промолчал. Что было странно для него. Я тоже сочла за благо промолчать.

Мы пошли по коридору. В коридоре было пыльно. Пахло дымом. Двое рубоповцев, посторонившись, пропустили нас к двери в редакцию. В этот момент начала хрюкать рация в руке у майора. Теперь я уже и без сурдопереводчика знала, что под раскрытым окном моего кабинета никого не видно: никто не выпрыгнул и не пытался это сделать.

— Ну вот, — сказал нам майор, — объект взят!

— Налетчик? — не выдержала Маринка. — А он сопротивлялся?

— Выстрелов я не слышал, — ответил майор. — Значит, их не было.

Помолчав немного, он равнодушно добавил:

— Ну, может, сломали кому-нибудь руку в трех местах и бросили, как кулек, на пол…

В это время мы подошли к редакции.

Дым и пыль постепенно рассеялись. Я чихнула один раз, Маринка два раза, а Ромка закашлялся. Вот, кстати, еще один довод против того, чтобы не ходить с открытым ртом. Ромка ходил и получил за это.

Дверь в нашу редакцию лежала на полу. Ее открыли в обратную сторону. Это была хорошая металлическая дверь, и очень тяжелая. Я всегда здорово пыхтела, когда отпирала ее. Все хотела попросить Виктора вызвать мастера и что-нибудь сделать с замком. Теперь необходимость в этом отпала. Вместе с дверью. Придется, наверное, менять и замки, и дверь.

Двое омоновцев стояли рядом с пустым проемом. Между ними на полу на животе лежал Виктор, руки за голову.