– Так что ты сделала с саквояжем?

– Оставила его в камере хранения на вокзале в Ареццо. Он слишком роскошный, не могла же я его бросить. Я подумала, что, может быть, ты будешь здесь когда‑нибудь по делам и сможешь его тогда забрать. Если ты дашь мне свой адрес, я, когда вернусь домой, пришлю тебе квитанцию камеры хранения.

Пауза все длилась. Оценка ущерба для его частичного возмещения... Так, кажется, пишут в своей рекламе эти жулики страховщики? Как ты ни хитер, здесь хитрость тебе не очень‑то поможет, беззлобно подумала она.

– Анна! Слушай, как здорово, что ты мне звонишь, я просто потрясен. Только я не... Я хочу сказать, каким образом тебе удалось меня разыскать?

– Ты имеешь в виду твой номер мобильника? Ой, я и забыла тебе сказать... Когда вчера вечером ты был в ресторане, зазвонил мобильник. В кармане твоего пиджака я обнаружила аппарат. В записной книжке мобильника был твой номер, и я его записала. Ты все время говорил, что дашь мне свой номер, но, видно, не успел.

– И ты ответила на звонок?

– Нет. Только слышала, как он зазвонил. Ответить я не успела. Думаю, там оставлено сообщение. – Она запнулась. – Правда, потом, прочтя твое письмо, я подумала, уж не жена ли твоя звонила. – Молчание. Она подбросила несколько монет. Связь затеплилась.

– Ты еще здесь? – быстро спросил он.

– Да, я здесь. Так это была не она, а, Сэмюел?

– М‑м... нет. Это было по делу. Слушай, насчет саквояжа...

– Да?

– Я, возможно, буду во Флоренции на той неделе. Могу съездить и забрать его. Если ты мне сейчас по телефону продиктуешь данные...

– Ладно. Если ты мне точно скажешь, когда будешь забирать, я смогу им позвонить. Ведь без квитанции, по‑видимому, потребуется назвать фамилию, а также дату и время, когда вещь заберут.

– Хм... Ну а если утром в четверг?

– Так скоро? – удивилась она, потому что не удивиться такой прыти было невозможно.

– Ага. Я знаю... м‑м... встреча в Риме у меня позже, но я могу сделать крюк и заехать по пути. – В трубке опять возобновились короткие гудки, а у нее осталось только две монетки. Но прерывать разговор нельзя. – Анна, Анна, ты слышишь? – вскричал он, наверное охваченный паникой.

Дав ему несколько секунд пообливаться потом, она продиктовала положенное. Каждую цифру он повторял ей. Ошибок тут быть не должно. После короткой паузы она сказала:

– Ну вот, надеюсь, что все у тебя выйдет как надо, Сэмюел. Кажется, тебе предстоят хлопоты.

– Ага, вроде того. Но слушай, я пришлю тебе этот саквояж на той неделе. Ведь у меня записан твой адрес, да?

– Наверно, – безмятежно ответила она. – А если не записан, я есть в справочнике.

Пауза.

– На какую фамилию – Ревел или Франклин? Она чуть не ахнула. Ну что ж, не может же быть все как она того хочет... Она рассмеялась:

– Ну а ты как это узнал?

– Посмотрел твой паспорт. Что, это так важно?

– Нет, нет, вовсе не важно.

– Ну и хорошо. Так или иначе, слушай... Я позвоню тебе, когда все утрясется, да?

– Нет, не позвонишь, – мягко сказала она. – Но это, ей‑богу, ничего, потому что я все равно не стала бы говорить с тобой.

Неудача на любовном фронте, неудача в делах. Наступающая неделя будет тяжелой для Сэмюела Тейлора или как его там на самом деле. На другом конце провода он издал смущенный смешок:

– Ладно. Если ты так решила...