Рыжеволосая продолжала его оценивать, вникая, кажется, во все детали, затем на ее лице появилось выражение симпатии.

— Подкрепитесь, — предложила она, протягивая сумку. — Вам сразу станет лучше.

Митч отказался наотрез, заявив, что чувствует себя просто прекрасно, но Рыжую провести было не так-то просто. Она заявила, что ее отец частенько бывал в таком состоянии и ему всегда становилось легче после того, как ма угощала его остывшей картошкой и кукурузной лепешкой.

Митч пожевал самую малость, чтобы ее не обидеть. Через вагон прошел проводник, принимая заказы на ленч на следующей остановке, чтобы заблаговременно передать их по телеграфу в станционный буфет. Однако девушка вцепилась в руку Митча, когда он полез в карман за бумажником.

— Они дерут целый доллар за предварительный заказ! Вы здорово сэкономите, если закажете прямо на станции.

— Но ведь...

— Да вы что?! Выбросить денежки на ветер и потом свистеть в кулак? Это все равно что нанять носильщика, когда можно нести вещи самому.

Вероятно, она не в курсе, что весь багаж Митча состоял из билета на проезд. Рожденная и выросшая в местности, где даже воды не хватало, в деревне, где чуть не дохли с голоду во время частых засух, а в лучшие времена перебивались на кукурузной болтушке, эта девушка многого не знала. Но зато ей хорошо был знаком — ой как хорошо! — тип безработного пьянчужки, у которого ни кола ни двора, и таких она безошибочно распознавала с первого взгляда.

— Утром ты себя почувствуешь лучше, — пообещала Рыжая, переходя на «ты», и потрепала его по руке.

Она продолжала говорить, явно пытаясь развеселить Митча, о бесконечных бедах ее па и жалком существовании в связи с этим всей семьи. Какое-то время все шло едва ли не прекрасно, когда оба ее старших брата пошли в армию и стали присылать часть своего жалованья. Но братья, к сожалению, унаследовали папин талант — самим себе создавать трудности и вскоре довели себя до гибели по собственной же дурости. Поэтому не стало не только денег из причитающегося им жалованья, но и вспомоществования, выплачиваемого в таких случаях семьям умерших.

Конечно, все домашние, когда могут, работают на чужих полях, однако надо же и собственную землю обрабатывать. Но если она не родит и четверти снопа с акра, что тогда прикажете делать? Особенно если надо прокормить целую ораву едоков.

— Я работала в библиотеке, пока ее не закрыли, в лавке, пока она не прогорела, на выдаче телефонных жетонов, пока меня не сократили, — продолжала рассказывать девушка. — Людей у нас становится все меньше и меньше: наши края покидают все, кто только может. Но па опять болеет, а ма снова беременна, — в ее голосе прозвучала нотка горького отчаяния, — а там у них, по крайней мере, есть где жить, дом и...

Тогда семья решила послать ее в Мемфис. Рыжей надо было немедленно найти работу и высылать часть денег домой.

— И не думай, что я ее не найду, — провозгласила она, упрямо задрав подбородок. — Уф, ну а ты чем промышляешь, как там тебя?..

— Митч, сокращенное от Митчелла. А ты не возражаешь если я буду называть тебя Рыжей?

— С какой стати мне возражать? А что скажешь насчет того чем ты занимаешься, Митч?

Он решил быть с нею откровенным — она казалась из тех кому можно с полным правом довериться.

— Я — игрок.

— Ох, сдается мне, тебе не слишком-то везет, не так ли?

— А что, если я скажу тебе, что совсем наоборот? Что у меня есть способы выигрывать почти все время?

— Я бы ответила, что иначе и быть не может, — твердо заверила она. — Если не умеешь выигрывать, то незачем и играть.