Краем глаза Небесная видела, как «линкольн» остановился и из него выпрыгнул человек, но шаг не замедлила. Обе сумки — свою, вышитую бисером, и холщовую синюю — она несла в левой руке, а в правой вместо черно-белого зонтика, который куда-то подевался, — завернутый в черный платок пистолет 38-го калибра с отпиленным дулом, напоминающим по форме совиную голову.

Не поворачиваясь и даже не останавливаясь, она подняла пистолет и выпустила четыре пули «дум-дум» шоферу в живот.

— Господи помилуй! — воскликнул Бенни и, быстрым плавным движением выхватив из кармана автоматический «вальтер» 38-го калибра, дважды выстрелил в открытую дверцу машины.

Одна пуля попала Небесной в левый бок ниже ребер и застряла в позвоночнике, а другая пролетела мимо. Старуха упала боком на мостовую. Пошевелиться она не могла, однако сознания не потеряла и отчетливо видела, как Бенни Мейсон вылезает из машины, делает несколько шагов в ее сторону и целится ей в голову.

«Красиво, ничего не скажешь», — успела подумать она, прежде чем пуля вошла ей в висок.

Бенни Мейсон выхватил из ее разжавшейся руки сумку и, бросившись к машине, сел за руль. Вокруг него в темноте мерцали сигнальные фонари патрульных машин, голова кружилась от заливистого воя сирен. Перед глазами все мелькало, плыло. Он тронулся с места с открытой дверцей.

«Линкольн» врезался в перегородивший ему дорогу «крайслер». Оттуда выскочили детективы и окружили машину Мейсона. Мейсон схватил сумку и попытался ее выбросить, но один из детективов, опередив его, просунул в открытое окно руку и схватил его за запястье.

— Тебе предстоит долгий путь, сынок, — сказал Мейсону детектив.

— Свяжитесь с моим адвокатом, — сказал Бенни Мейсон.

В подвал дома Гаса набилось с десяток полицейских в форме, которым абсолютно нечего было делать.

С Гробовщика сняли пиджак и вставили ему правую раненую руку за ворот рубашки. В ожидании «скорой помощи» детективы разорвали рубашку на спине и чистым носовым платком, действуя им как тампоном, попытались остановить кровотечение. От потери крови лицо Гробовщика бледнело с каждой минутой.

Никто не знал, чем кончилась история с синей сумкой, и лейтенант уголовной полиции решил отложить допрос Гробовщика до тех пор, пока ему не обработают рану. Поэтому все стояли и молча ждали «скорой помощи».

Но Гробовщику хотелось поговорить.

— Вы, значит, тоже предположили, что они сюда вернутся? — поинтересовался он.

— Ничего мы не предположили, — возразил лейтенант. — Мы это сами подстроили. Мы же знали, что ты рыщешь по всему городу, а они сидят у тебя на хвосте. Такая погоня могла продолжаться всю ночь. Поэтому нам необходимо было заманить тебя сюда — мы ведь тоже понимали, что они пойдут за тобой.

— Выходит, это вы меня сюда заманили? Каким же образом?

Лейтенант покраснел.

— Ты уже знаешь, что Могильщик жив?

Гробовщик потерял дар речи.

— Жив?! Но ведь по радио передавали…

— В этом-то и состояла наша хитрость. Мы специально сообщили по радио о смерти Могильщика, зная, что тогда ты обязательно попробуешь их сюда заманить и убить. Ты уж на нас не обижайся.

— Жив! — Все остальное Гробовщик пропустил мимо ушей. Из его воспаленных, красных глаз ручьем лились слезы. Он плакал навзрыд и не стыдился этого. «Умереть мне на этом месте!» В голове у него творилось такое, будто мозги поджаривались на медленном огне. Но это его не волновало. — Теперь уж он выживет, — произнес он вслух.

Лейтенант похлопал его по здоровому плечу с такой осторожностью, будто оно было сделано из шоколадной глазури.