Бобби осторожно снимает с колен Лулу, любовно-рассеянным жестом треплет ее по голове и встает со стула. Девочка подбирает с пола выпавший из волос одуванчик, проводит им по наморщенному носику, хихикает и убегает. За ней следом, улыбнувшись мне недетской многозначительной улыбкой, словно говорящей «все образуется», удаляется и Синтия.

Бобби засовывает руки в карманы хлопковых летних брюк и проходится взад-вперед по кухне. Мне, хоть и грудь сдавливает тоска, приятно видеть, что он за меня так переживает. Странно, возникает чувство, что мы только теперь, после сегодняшнего незапланированного разговора, вдруг до конца осознали, что это такое — быть друг другу братом и сестрой.

Бобби останавливается по другую сторону стола, упирается в него руками и наклоняется вперед.

— Послушай, Джой… Я конечно, не вправе лезть к тебе с советами… — Он несколько грустно усмехается, — может, ты вообще не принимаешь меня всерьез или даже презираешь…

— Не болтай ерунды! — восклицаю я. — Я, естественно, не одобряла твоих разгулов и непостоянства. Но, похоже, все это в прошлом. К тому же ты мой старший брат, умный отзывчивый человек и толковый фотограф. Презирать тебя я…

Бобби жестом просит меня замолчать.

— Перестань: По большому счету это не важно.

— Как это — не важно? — спрашиваю я, с удивлением чувствуя, что моя дремавшая сестринская любовь с каждой секундой разгорается все ярче.

— Не важно для нашего теперешнего разговора, — терпеливо поправляется Бобби. — О том, уважаешь ли ты меня хоть самую малость, побеседуем в другой раз, ладно? — с лукавой улыбкой спрашивает он.

— Ладно, — киваю я.

— Вот и замечательно. А теперь давай вернемся к вам с Себастьяном. — Его лицо серьезнеет. — Он вдумчивый, надежный, ответственный парень. И обожает тебя — это сразу бросается в глаза.

Передо мной мелькает образ жениха, и душу наполняет сладкое с горчинкой чувство, смешанное с растерянностью и тревогой.

— Но… — вскидывает Бобби руку с поднятым указательным пальцем, — мой тебе совет: прежде чем назначать новую дату свадьбы, пожалуйста, хорошенько подумай, можешь ли ты, как я с Сарой, чувствовать себя с Себастьяном раскованно и просто. Не пытаешься ли — быть может, из-за любви к нему или же из-за страха остаться одной — казаться ему другой, не такой, какая ты бываешь дома или в компании, скажем с Мелани?

Мою грудь сковывает боль. Смотрю на брата широко раскрытыми глазами.

— Почему, ты вдруг заговорил об этом? — спрашиваю я изменившимся голосом.

Бобби распрямляется, снова засовывает руки в карманы и пожимает плечами.

— Не знаю. — Он на миг задумывается и немного сужает глаза. — Я видел вас вдвоем не так уж и часто, однако… Впрочем, мне это, скорее всего, показалось. — Смеется. Совершенно не таким смехом, каким смеялся с девочками, а суховатым и неестественным. — Я заговорил об этом потому, что наконец-то сам прозрел. Нам с Сарой незачем друг перед другом кривляться и нет нужды врать. По-моему, в этом и есть настоящее счастье, — добавляет он торжественно-серьезным голосом. Впрочем, я, конечно, могу ошибаться. И потом все люди разные.