Даже стены, казалось, ощущали торжественность момента, а воздух буквально искрился ожиданием какого-нибудь чуда.
– Кто это? – спросил Мэттью.
– Роберт. Они с Гарри сейчас на набережной Темзы, и я видела их по телевизору.
– А я-то думал, чего ты подняла весь этот крик? Что ты там делаешь? Иди ко мне, мне без тебя одиноко.
– Я завариваю себе чай… А впрочем, в честь Нового года – вернее, нового тысячелетия можно выпить чего-нибудь и покрепче. Я налью себе мартини. Хочешь виски?
– Мне нельзя, Руб, – с грустью ответил Мэттью. – Я же на таблетках, разве ты забыла? Выпей за меня.
– Я принесу апельсиновый сок, и ты скажешь тост.
Она пробыла на балконе лишь минуту, когда телефон зазвонил вновь. Мэттью издал жалобный стон.
Звонила чрезвычайно возбужденная Элли:
– Бабушка, у Кэти только что родился ребенок, девочка. Роды прошли почти мгновенно. Брэндан попросил меня первым делом позвонить тебе. Они собираются назвать ее Руби.
– Передай Брэндану, что мне очень приятно, – хрипло проговорила Руби, чувствуя, что сейчас расплачется.
– Подумать только, я стала бабушкой… – ошеломленно сказала Элли, как будто только что это осознала. – Я такая древняя…
– Ничего, Элли, посмотрим, что ты скажешь, когда у твоих внуков появятся внуки. Вот я действительно древняя!
– Ладно, надо позвонить маме. Она сейчас у Мойры. Бабушка, ты же приедешь к нам познакомиться со своей тезкой?
– Ну конечно, милая! Постараюсь побыстрее.
Руби была рада, что Грета поехала в Кембридж, к Мойре, Сэму и их пятерым детям. Новый год был не самым лучшим временем для вдов. Фрэнк Флетчер умер пять лет назад, а их любимая дочь Сафрон, уже восемнадцатилетняя, переживала череду мимолетных романов. Сейчас она жила с подозрительным типом, торговавшим подержанными автомобилями, которые крайне недовольная дочерью Грета считала крадеными.
Как обычно, жизнь была непредсказуемой – одна из дочерей Руби потеряла мужа, а другая нашла. В пятидесятишестилетнем возрасте Хизер неожиданно для всех вышла замуж за своего коллегу-адвоката и теперь жила в Крауч-Энд, неподалеку от Дэйзи. В последнее время сестры, когда-то не мыслившие жизни друг без друга, виделись очень редко.
– А это кто?! – раздраженно воскликнул Мэттью.
– Элли. У Кэти только что родилась девочка, они собираются назвать ее Руби.
– Вот и хорошо. Ты выходишь ко мне?
– Минутку, – ответила Руби, глядя на картину Дэйзи, висевшую над камином. Рисунок превосходно смотрелся в ультрасовременной квартире с высокими потолками, которая когда-то была верхним этажом зернохранилища. Руби с Мэттью были единственными жильцами этого многоквартирного дома, которые были старше пятидесяти лет, и Руби очень нравилось жить среди молодежи.
Гости часто выражали свое восхищение картиной Дэйзи. Некоторые спрашивали у Руби, что всем этим хотел сказать художник, но она никому ничего не рассказывала.
Теперь О'Хэганов было слишком много – они не поместились бы внутри круга, и обеспечивать их безопасность стало чересчур сложно. Сейчас Руби беспокоилась за Гарри и Роберта, находившихся на набережной Темзы: в такую ночь события запросто могли выйти из-под контроля.
– Я что, буду встречать третье тысячелетие в одиночестве? – печально сказал Мэттью.
– Иду.
Руби переступила через порог балкона и закрыла раздвижную дверь.
– Так мы не услышим Биг-Бен.
– Ничего страшного. Внутри стало слишком холодно. Не беспокойся, мы не пропустим полночь.
Она положила голову на плечо Мэттью, и он тут же обнял ее. |