Невидимый противник перевел весь огонь на них и ухитрился подбить одну. Будь оно все проклято! Я чем-то прогневал богов, если они обычные переговоры превратили в бойню. Запах горелого человеческого мяса был мне хорошо знаком…
Песок быстро пропитался кровью. В дыму сражения громко кричали раненые, фонтаны взрывов взметались так близко, что казалось — еще миг, и все будет закончено. Повстанцы, уничтожив технику, взяли нас в кольцо и поочередно стали подавлять разрозненные очаги сопротивления. Спасение было в немедленном отступлении на базу Галунина, если, конечно, хватит сил прорвать окружение.
Передо мной словно из-под земли выросла тощая фигура, с ног до головы закутанная в серые тряпки. Повстанец замахнулся и попробовал проткнуть мне живот изогнутым штыком. Уклонившись от выпада, я подсечкой сбил его с ног. Когда он с яростным воплем свалился на землю, я выкрутил у него из рук оружие и безжалостно проломил прикладом ему висок. Заметив еще три бегущие фигуры, вскинул оружие. Еще миг — и их срежет моя очередь…
Проклятие! У трофейного оружия отсутствовал спусковой крючок! Как из этого допотопного хлама вообще стреляли? Две пластины на прикладе, вот и все. Заметив движение сбоку, я попытался увернуться, но слишком поздно. Тяжелый приклад угодил мне в челюсть, чуть не выбив зубы. Я ударил обидчика штыком. Штык пронзил грязные лохмотья повстанца и глубоко погрузился в плоть. Из раны хлынула кровь.
Удар по затылку швырнул меня в багровую тьму.
Когда-то везение заканчивается, и наступает горькая расплата за годы безмятежного существования. Не нужно было связываться с этим чертовым Нимбом и психованным полковником. Ведь у меня были годами проверенные правила: никогда не иметь никаких дел с отсталыми мирами и ни при каких обстоятельствах не связываться с идиотами!
Наверно, в полузабытьи я бредил, повторяя их, потому что даже в полубессознательном состоянии чувствовал толчки в спину, ругань на Имперском диалекте: «Заткнись! Сам идиот!» — и удары ногами. Руки, связанные за спиной, затекли и перестали слушаться. Горло забила пыль, и при каждом вдохе казалось, будто она, раскаленная, тоннами осыпается в бездонный колодец глотки. Дико хотелось пить. Я грезил источником, из которого черпаю ледяную воду ведрами и пью взахлеб…
Сознание медленно возвращалось, принося боль во всем теле. С трудом перекатившись на бок, я осмотрелся. Свет в нашу конуру — а иначе это помещение было и не назвать — проникал через овальные отверстия в потолке. Нас была дюжина окровавленных пленников, связанных между собой ремнями. Капрал Браун в том числе.
— Ты из какой группы? Я тебя не помню… — тихо сказал лежавший неподалеку солдат.
Его броня потрескалась от пуль. Голова была перевязана тряпкой, набрякшей от крови. В голубых глазах читались мука и смирение. Взгляд обреченного.
— Вам было приказано меня сопровождать, — медленно ответил я, с трудом ворочая распухшим языком. В голове тут же запульсировала боль.
— Так значит, ты тот тип, который прилетел на корабле? Лучше бы ты сдох!
— Послушай, нам нужно бежать, пока не поздно! — попытался я его вразумить.
— Бежать? Ты в своем уме? Знаешь, как они наказывают тех, кто пытается бежать? Сдирают кожу и отрубают руки-ноги, а перед этим наматывают кишки на раскаленный прут…
Остальные пленные прислушивались к разговору, не пытаясь высказаться. Это воинство полным безразличием к своей дальнейшей судьбе начинало действовать мне на нервы.
— Тогда тем более нужно бежать! Эти ремни можно перегрызть…
— Иди к дьяволу! Мне еще жить хочется! — ответил мой собеседник. — Беги сам, если такой умный.
Скрипнувшая несмазанными петлями дверь распахнулась, впустив в пыльное помещение коренастых местных партизан. |