— А кто приглашен к твоему столу? — спросил Саттон.

— Ты когда-нибудь встречал в Валлетте миссис Филдинг?

— Прекрасную миссис Филдинг, которая дает уроки итальянского? — покосившись на Джека Обри, стал выяснять Саттон. — Разумеется.

— Дело в том, что я ее подвез на своем «Сюрпризе» до Гибралтара. Но из-за дурацких слухов, совершенно необоснованных, Билли, клянусь честью, ее муж, похоже, решил, что я наставил ему рога. Вот эта самая чета Филдингов и пожалует на обед. Хотя в записке они заверили, что это доставит им большое удовольствие, я подозреваю, что мой язык может сослужить мне дурную службу. Господи, Билли, я слышал, как ты распинался перед избирателями в Гемпшире, ты без страха пускал в ход все средства — шутил, провоцировал, рассказывал анекдоты, бил не в бровь, а в глаз. Словом, это был шедевр красноречия. Будь другом, выручи меня.

Страхи капитана Обри оказались необоснованными. В промежуток между приездом мужа накануне вечером и назначенным часом обеда Лора Филдинг сумела убедить супруга в своей неизменной верности и привязанности. С открытой улыбкой он шагнул к капитану навстречу и, пожав ему руку, еще раз поблагодарил его за любезность, проявленную по отношению к Лоре. Тем не менее присутствие капитана Саттона оказалось очень кстати. Дело в том, что Джеку и Стивену, которым очень нравилась миссис Филдинг, было все же не по себе. Они не могли понять, что она нашла в своем супруге — этом грузном темноволосом мужлане с низким лбом и глубоко посаженными, маленькими глазками. Им обоим была не по душе ее явная любовь к нему. Это несколько принижало ее в их глазах, и оба испытывали особенную потребность снять чувство неловкости общей беседой. Что касается Филдинга, то он, рассказав очень кратко о своем побеге из французского плена, больше не знал, о чем еще говорить, поэтому сидел молча и, улыбаясь, поглаживал под столом Лорино колено.

Вот когда пригодился Саттон. Его главным достоинством парламентария было умение долго и непринужденно говорить на любую тему, разглагольствуя о прописных истинах с откровенным и доброжелательным видом. Он без всякой натуги мог наизусть цитировать законопроекты и выступления других членов парламента. Разумеется, он защищал интересы флота как в Палате общин, так и за ее стенами всякий раз, как кто-то осмеливался выступить против них.

Затем Лора Филдинг, прекрасно понимавшая как недостатки своего мужа, так и чувства ее поклонников, попыталась оживить вянущий разговор, обрушившись на главнокомандующего за его жестокое обхождение — как он обошелся с несчастным Альбертом Томкинсом, сыном ее знакомой из Валлетты, у которой будет разбито сердце, когда она узнает о том, что ее мальчика, «у которого волосы ниспадали такими кудрями почти что без щипцов для завивки», обрили, как каторжника. Сэр Фрэнсис хуже Аттилы, он медведь и грубый мужлан.

— Что вы, сударыня, — возразил Саттон. — Иногда он может быть чересчур строг, но что бы сталось с флотом, если бы все мичманы щеголяли шевелюрою, как у Авессалома, и развлекались, воруя в свободное время часы? Из-за первого им было бы опасно подниматься на мачты, а по второй причине флот оказался бы, увы, опозоренным. Как бы то ни было, сэр Фрэнсис способен на большую доброту, поразительное великодушие, снисходительность, достойную Юпитера. Ты помнишь моего кузена Камби, Джек?

— Камби с «Беллерофона», которому после Трафальгара дали чин капитана первого ранга?

— Совершенно верно.