Страх исчез, прозвенев последней мыслью, боль в сердце ушла в мгновение ока в удивлении, что мне было не все равно, и вихрь страдания разума испарился от внезапного осознания, что все изменилось.

Глаза открылись, все мое существо наполнилось покоем, будто я родилась заново. Ни гнева, ни сердечной боли, ни скорби. Дыхание входило в легкие плавно и неспешно, я в паузе времени смотрела на мир, щека лежала на холодной плитке, и мне стало интересно, что случилось. Все тело ныло, будто я одержала победу в драке, но рядом со мной не было растерзанного трупа.

И тут я увидела рядом с собой свою тюрьму, сбитую с того места, где я ее поместила за ловушкой демонской магии. Ах, вот что.

Прищурившись, я потянулась за этой штукой. Никогда больше не буду я в ней.

— Celero inanio! — прорычала я, и мне было все равно, что это демонское проклятие, и неинтересно, откуда я его знаю. Кость распалась вдребезги от моего прикосновения, перегретая настолько, что разлетелась на мелкие хлопья. Я отдернула руки и села — боль удивила меня, но не помешала удовлетворению. Никогда больше я не буду в этой тюрьме, и я обрадовалась нахлынувшему дисбалансу за нарушение законов физики, а он покрыл меня теплым слоем, защитным слоем. Так, теперь дальше…

Надо мною — плоская гладкость дерева, выше — перекрестье металла, штукатурки, ковра и пространства. Я в здании — но я не обязана в нем оставаться.

Кто-то на меня смотрел. Вообще-то народу много, но лишь один смотрел на меня, как хищник на дичь. Я оглядела безмолвные вопрошающие лица, пока не увидела эти зеленые глаза эльфа, обрамленные черными волосами. Квен, дала я ему имя, и тут увидела за ним открытую дверь.

— Осторожно! — крикнул кто-то.

Я прыгнула туда, запуталась в платье. Кто-то навалился на меня сверху — прижать к полу. Я молча отбивалась, размахивая кулаками. Мужской голос кричал мне, чтобы не шевелилась. Едва слышный треск крылышек пикси полоснул ножом по душе, и я почувствовала, как остаток меня прежней, Рэйчел Морган, уходит прочь, прячется от сердечной боли.

Болезненный стон—это мой кулак попал в чувствительное место, и с приятным чувством облегчения я рванулась к двери. Кто-то схватил меня за руки и я вскрикнула, когда их завернули мне за спину.

Я стала вырываться, рыча, потом затихла и улыбнулась понимающей улыбкой. Я же могу драться не телом, а разумом.

— Свяжите ее кто-нибудь! — заверещал какой-то пикси сверху. — Она черпает из линии!

— Рэйчел, прекрати! — крикнула женщина, и я резко повернулась на знакомый голос.

— Айви? — пролепетала я, дыхание пересеклось, когда я увидела, ч то она сидит у стены, прижимая руку к шее, бледная от потери крови. Здравый смысл пытался достучаться до моих мозгов, но пьянящее чувство силы оттолкнуло его. Между мной и дверью стояли люди, а женщины на полу было мало, чтобы победить требования проклятия.

Я задрожала, извернулась, чтобы сесть прямо, и из моих губ полилась латинская речь — из моего прошлого, или будущего, отовсюду.

— Прости, Рэйчел, — сказал мрачный голос у меня за спиной, — но противо-лей-линейных наручников у нас нет.

Я обернулась в дикой потребности кого-нибудь ударить — и на меня обрушился кулак. Звезды взорвались перед глазами и погасли, оставив лишь черноту сладостного забытья.

Но когда дыхание покидало меня тихим вздохом, я могла поклясться, что теплые капли у меня на лице были слезами, что дрожащие руки, обнявшие меня на жестоком холоде кафеля, пахли соблазнительным ароматом вампира. И кто-то… кто-то пел о крови и маргаритках.

Глава тридцать шестая

Я двигалась! Было тепло, и я была завернута в одеяло, вонявшее сигаретами. Что-то сковывало мое саднящее запястье, и так как во мне не было ни эрга безвременья, похоже было, что липучки всетаки нашли.