Наталья Резанова. На то они и выродки
— Так то выродки! — сказал Гай проникновенно. — На то они и выродки.
А. и Б. Стругацкие. Обитаемый остров
Часть первая
Уголовный романс
Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы,
Не бойтесь ни мора, ни глада.
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет: «Я знаю, как надо».
Александр Галич
1. Души прекрасные порывы
Департамент Общественного Здоровья.
Глава Департамента, Броня и секира нации, вошел в комнату для допросов. Следователь по особо важным делам господин Сано Шереф оторвался от работы, устремив на начальство утомленный, но преданный взгляд. Преданность не была поддельной, и начальство об этом знало.
— Как успехи? — осведомился глава Департамента.
— Работаем, — скромно сообщил следователь.
— Значит, никаких, — сделал шеф совершенно правильный вывод. — Запирается?
— Так точно. — На сей раз Сано Шереф не стал темнить. — Трудный материал попался.
— Трудного материала не бывает. Бывают неумелые дознаватели. И кто у нас сейчас? — Не дожидаясь ответа, он подошел к столу, уселся, листнул документы. Впрочем, не очень внимательно.
— Валли Карган, хонтийский шпион, — подсказал следователь.
— Точно хонтийский?
— Никакого не может быть в том сомнения. Есть показания свидетелей, счета… он же, подлюга, тратил в три раза больше, чем на своем автозаводе получал. Ежели бы он взятки брал, тогда все понятно, но кто паршивому инженеру взятку даст? Стало быть, ясно — выдавал хонтийцам секреты нашей автомобильной промышленности…
— Сано, ты не понял. Я тебя не спрашивал, шпион ли он. Я спросил — точно ли хонтийский? А если он из Островной Империи? Или из Пандеи?
Шереф взирал на шефа с восхищением. Ну кто бы еще мог так — легко и непринужденно? Другой бы кто издергался весь при одном намеке на Пандею. А шеф — сам, сам! Он всех заставил забыть о своем происхождении! А может, и сам о нем забыл, кто его знает…
Броня и секира, в среде высшего руководстве более известный как Волдырь, был мужчина крупный и, что называется, корпулентный. За многие годы, прожитые здесь, он стал так же бледен, как коренные жители Столицы, и лишь костистый нос и блекло-голубые глаза выдавали его не вполне столичное происхождение. Так же, как и у Шерефа.
Он так же был абсолютно и безоговорочно лыс, за что, вероятно, и получил свое не слишком благозвучное прозвище. При том что Волдырь был уже в годах, многие его ровесники сохраняли шевелюру в неприкосновенности. Но он своей лысины нисколько не стеснялся. Говорили, что облысел он еще в молодости из-за сильной дозы радиации, полученной на фронте. Так что это вроде боевого ранения, тут не стесняться, тут гордиться надо, думал Шереф.
Сейчас пресловутая лысина зеркально блестела в свете ядовито-желтой лампы, а ее владелец наконец удосужился перевести взгляд от бумаг на подвешенного за ноги человека.
— Не выродок?
— Точно нет. Ни разу в приступах не замечен.
— Тогда какого беса запирается?
— Ну… я же сказал. Упорный.
— У всякого упорства есть причины. Вот ты, Сано, небось думаешь — он либо шпион и не сознается из страха перед расстрелом, либо он честный гражданин, на которого настучали соседи, и молчит, потому что сказать ему нечего. А на самом деле варианты могут быть разные. Например, он двойной агент и надеется на звонок из контрразведки. |