Затем солдаты прекратили свою зловещую игру и возвратились на посты внутри двора перед зданием министерства. В этом инциденте странно смешалось ребячество и жестокость, казалось, в нем отразилось все, что происходило в Иране. Страна скатывалась в пропасть. Шах утратил контроль, а бунтовщики решительно настроились выгнать его из Ирана или убить. Билл сочувствовал людям в автомашинах, случайным жертвам обстоятельств, которые ничего не могли поделать и лишь надеялись на лучшие времена. «Уж если иранцы больше не чувствуют себя в безопасности, – подумал он, – то над американцами нависла еще большая угроза. Нам нужно поскорее сматываться отсюда»

По этому же коридору бесцельно прохаживались два иранца, наблюдая за беспорядками на Эйзенхауэр-авеню. Похоже было, что они устрашились увиденным не меньше, чем Билл.

Утро незаметно перешло в полдень. Билл раздобыл еще чаю и бутерброд. Ему очень хотелось знать, что происходит в комнате, где велся допрос. Для него столь длительное ожидание было не в диковинку: в Иране «часок» означал «попозднее как-нибудь». Но, так как день был уже на исходе, ему становилось все больше не по себе. Не влип ли Пол в беду там, за дверью?

Оба иранца все бродили по коридору, ничего не делая. Биллу хотелось узнать, кто они такие. Но он так и не заговорил с ними.

Билл молил, чтобы время шло побыстрее. У него забронировано место на завтрашний рейс самолета. Эмили и детишки ждут его в Вашингтоне, где живут ее и его родители. Они задумали устроить для него грандиозный прием накануне Нового года. Биллу было невтерпеж снова увидеть их. Ему следовало уехать из Ирана еще несколько дней назад, когда здесь начали бросать в дома зажигательные бомбы. Такую бомбу бросили в дом одной молодой женщины, с которой он когда-то вместе учился в средней школе в Вашингтоне. Она вышла замуж за дипломата из американского посольства. Билл расспрашивал их об инциденте. Никто, к счастью, не пострадал, но было очень страшно. «Теперь нужно быть особо осторожным и постараться поскорее убраться отсюда», – подумал он.

Наконец Аболхасан открыл дверь и позвал:

– Билл! Входите, пожалуйста.

Билл взглянул на часы – было уже пять. Он вошел.

– Холодновато здесь, – сказал он, усаживаясь.

– На этом месте довольно тепло, – ответил Пол с дежурной улыбкой. Билл взглянул на его лицо: по нему было видно, что чувствовал он себя не лучшим образом.

Перед тем, как начать задавать Биллу вопросы, Дэдгар съел бутерброд и выпил стакан чаю. Разглядывая его, Билл подумал: «Нужно держать ухо востро – этот тип стремится поймать нас на чем-то, так что он ни за что не выпустит нас из страны».

Допрос начался. Билл назвал свое имя и фамилию, дату и место рождения, образование, квалификацию и профессию. Лицо Дэдгара, пока он задавал вопросы и записывал ответы, ничего не выражало – он был подобен машине.

Он начал понимать, почему допрос Пола длился очень долго. Каждый вопрос нужно было переводить с фарси на английский и каждый ответ – с английского на фарси. Переводила госпожа Нурбаш, Аболхасан же изредка встревал со своими объяснениями и поправками.

Дэдгар спросил Билла о том, как ЭДС выполняла контракт, заключенный с министерством. Билл отвечал пространно и подробно, хотя эта деятельность была сложной и носила в высшей степени технический характер, а он отлично видел, что переводчица Нурбаш мало что понимала из его ответов. В любом случае, вряд ли кто мог понять все сложности и тонкости проекта, задав всего несколько общих вопросов. Что за чепухой они тут занимаются? Билл ничего не понимал. Зачем Дэдгар просиживает день-деньской в этом морозильнике, да еще задает дурацкие вопросы? Это, наверное, какой-то персидский обряд, решил Билл. Дэдгару нужно сделать ничего не значащие записи, показав тем самым, что он использовал все возможности, и заранее обезопасить себя от нападок, что он, дескать, безосновательно отпустил американцев.