Окинув ряды столбиков быстрым взглядом, он убедился в верности счета.

— А себе вы ничего не оставили? Или, может быть, кроме этих, в потайном ящике были еще деньги?..

— Вы забываете, граф, что говорите с офицером! В лице и голосе моем выразилось, должно быть, такое неподдельное возмущение, что граф поспешил извиниться:

— Простите, мосье; но столь редкое бескорыстие… Вы сами, верно, очень богаты?

— Напротив: кроме казенного жалованья, у меня нет никаких собственных средств.

— Удивительно! Вы, конечно, тоже высокого происхождения?

— Нет, я даже не дворянин.

— Непостижимо!

И опять заходил из угла в угол. Потом круто вдруг обернулся.

— Скажите: какие это на вас ордена?

— Это вот — прусский железный крест за Кульмскую битву, а это — наш русский Георгиевский крест за неприятельское знамя, которым я завладел под Лейпцигом.

— Значит, при всей своей молодости, вы успели уже выказать большую храбрость и врожденное благородство. Ведь и родоначальники моего семейства заслужили свой графский титул своими рыцарскими качествами. Род наш один из самых древних… Только герцоги, графы и бароны Монморанси древнее нас, — прибавил он с презрительной усмешкой, — они ведут свой род ведь еще со времен допотопных.

— Как так?

— А так, что в гербе их изображен потоп и Ноев ковчег; к ковчегу подплывает кавалер в рыцарских доспехах и подает Ною пергаментный сверток с надписью: «Мосье Ной, благоволите принять на хранение документы фамилии Монморанси». Остроумно, не правда ли?

— Не столь, — говорю, — остроумно, сколь тупоумно.

— Именно, что так. Нет, мы, де Бриенны, стали известны только со времен крестовых походов, но рыцарский дух в нас до сих пор не угас. Вы, мосье, без всякого понуждения, сами от себя, по таким же рыцарским только наклонностям своим, явились ко мне, чтобы возвратить законному наследнику наследие предков. Позвольте же и мне, последнему отпрыску рода де Бриеннов, отплатить вам тем же. У вас, в России, какую часть найденного полагается выдавать нашедшему?

— Сколько мне известно, третью часть.

— Ну, вот. Всего вы нашли в потайном ящике шесть тысяч двойных луидоров. Стало быть, две тысячи, по полному праву, принадлежат вам.

Видя мое смущение и колебание, он сам отделил мне двадцать свертков.

— Берите, берите, пока я еще не раздумал. Все равно сегодня же поставлю на карту.

— Вот что, г-н граф, — сказал я. — Для себя я этих денег ни за что не возьму, но в России у меня есть невеста.

— Бесприданница?

— Да…

— И прекрасно. Пускай же это будет ей от меня приданым.

И вот, я опять в своей комнате у мадам Камуфле, и предо мной груда золота — благоприобретенное, неоспоримое приданое Ириши. И может она хоть сейчас под венец идти… Исайя, ликуй!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Мамоновцы не унимаются. — Приезд нового монарха французов и проводы старого. — Бриллиант в каблуке

Апреля 9. Чего-чего я здесь не перевидел! Был и на гобеленевой фабрике, съездил в Версаль посмотреть на знаменитые фонтаны, а в Лувре и Зоологическом саду столько раз перебывал, что и идти уж неохота. Ни на что бы не глядел, лишь бы домой к себе в Россию вернуться. Но задержка за новым королем французов Людовиком XVIII, который от низверженного Наполеона все еще в Англии спасается. У страха глаза велики.

Апреля 13. В главном штабе, где граф Дмитриев-Мамонов давно уже притча во языцех, получен от него рапорт из великого герцогства Баденского.