Вехутти поднял голову.

— Это только слова. Все говорят, говорят — и только, — повторил он упавшим голосом.

— Не только говорят. Сейчас ваши сторонники готовы развязать новую войну, — сказал Куай-Гон. — Только вы можете их остановить. Вы сделаете это ради Серизы?

Вехутти повернулся к Куай-Гону. В его глазах не было жизни, и лицо казалось вылинявшим. Блестели только дорожки слёз.

— Чем это поможет моей дочери? Мне теперь всё равно, будет война или нет. Я не могу остановить то, что происходит, неужели не ясно? У меня больше нет ненависти. У меня ничего нет.

— Но Сериза хотела бы, чтобы вы помогли, — сказал Оби-Ван.

Вехутти повернулся к окну, через которое ничего не было видно.

— Была такая неразбериха, — сказал он онемевшими губами. — Я готов был стрелять. Может быть, это сделал я. Может, это я убил её. А может, не я. Я никогда не узнаю точно.

Куай-Гон шёл рядом, погружённый в свои мысли. Оби-Ван не знал, о чём думает мастер. Это и неудивительно. Даже когда они были учителем и учеником, Куай-Гон часто замыкался наедине со своими мыслями.

Они свернули за угол и почти наткнулись на Нильда. Поражённый такой встречей, тот быстро обошёл их и исчез. На Кеноби он даже не взглянул, словно тот был невидимкой.

Оби-Ван будто споткнулся. Он так и не смог привыкнуть к тому, что Нильд ненавидит его.

— Ты говорил, Нильд обвиняет тебя в том, что ты здесь чужой, — заметил Куай-Гон. — Это только потому, что ты был против его решения демонтировать Залы?

— Началось с этого, — ответил мальчик. — Он и на Серизу тоже сердился. А сейчас стало ещё хуже.

— Хуже — после её смерти?

Оби-Ван кивнул:

— Он… он сказал, что в её смерти виноват я. Что я должен был следить за ней, вместо того чтобы спасать Зал. Что это из-за меня она появилась на месте стычки в тот день.

Куай-Гон задумчиво посмотрел на мальчика.

— А ты что думаешь?

— Я не знаю, — прошептал Оби-Ван.

— Нильд обвиняет тебя в том, чего боится сам. Боится, что это сделал он, — сказал джедай. — Если он не упорствовал так, требуя разрушения Залов, Сериза была бы жива. Он боится, что убил её — так же, как Вехутти. Оба они боятся, что виноваты в роковом выстреле.

Оби-Ван кивнул. Он не владел своим голосом, потому промолчал. Как только он вспоминал тот день, на него обрушивалось чувство вины и безвозвратной потери.

Куай-Гон остановился.

— Смерть Серизы — не твоя вина, Оби. Ты не можешь предотвратить то, о чём не знаешь, что оно случится. Ты можешь делать только то, что считаешь правильным, каждую минуту своей жизни. Мы можем предполагать, надеяться или опасаться будущего. А вот чего не можем, так это знать его.

Ты можешь делать только то, что считаешь правильным, каждую минуту своей жизни.

Может, мастер Джинн говорил и о решении Оби-Вана остаться на этой планете? В сердце мальчика затеплилась надежда. Может быть, учитель простил его?

Куай-Гон продолжил свой путь.

— Итак, у нас есть двое людей, которые мучаются от горя и в глубине души боятся, что убили ту, которую любили больше всего на свете. Возможно, что путь к миру так же прост, как ответ на вопрос, кто убил Серизу. Иногда войны начинаются из-за одной роковой потери.

Куай-Гон говорил не о решении Оби-Вана. Его ум был занят решением текущих задач. Так и должно быть. Мастер Джинн относился к своему бывшему ученику с сочувствием, но это было сочувствие на расстоянии. Он не простил Оби-Вана.

— Но как же мы можем определить, кто стрелял на самом деле? — спросил мальчик.