Я стал просматривать текст, с трудом разбираясь в юридическом жаргоне ("…и весь вышеупомянутый участок земли, зарегистрированный под номером SP 90155, к западу от…"), и тут из коридора послышался приближающийся голос проводника спального вагона:

— Томми, где вы?

Я захлопнул портфель и сунул его под верхнюю простыню. Паспорт оставался на виду. Я запихнул его под подушку, поспешно вышел из купе и закрыл за собой дверь.

— Вы провозились там целую вечность, — сказал он снисходительно. — Не могли опустить койку?

— В конце концов смог, — ответил я хрипло — горло у меня пересохло.

— Ладно. Я забыл дать вам шоколадки. — Он протянул мне коробку с большими конфетами в серебряной обертке. — Кладите по одной на каждую подушку.

— Хорошо, — сказал я.

— С вами все в порядке? — с любопытством спросил он.

— О, да. Просто в ресторане было очень жарко.

— Это верно.

Ничего не заподозрив, он снова отправился в другой конец вагона. Я, все еще с лихорадочно бьющимся сердцем, вернулся в купе Филмера, вытащил его паспорт из-под подушки, положил на место, в портфель, запер замки, покрутил колесики кода, сообразил, что не заметил, как они были установлены, когда я пришел, решил возложить всю надежду на то, что Филмер не ставит каких-то определенных комбинаций, поставил портфель туда, откуда взял, разгладил постель и аккуратно положил на место конфету.

Потом я вышел из купе, закрыл за собой дверь и сделал два шага по направлению к следующему купе.

— Эй, вы! — послышался позади меня, совсем рядом, голос Филмера. — Что вы здесь делали?

Я обернулся. Вид у меня был самый невинный… но ощущение такое, словно меня чем-то оглушили.

— Стелил вам постель на ночь, сэр.

— А-а…

Он пожал плечами, удовлетворившись моим объяснением.

Я протянул ему коробку с конфетами.

— Не хотите лишнюю шоколадку, сэр?

— Нет, не хочу, — ответил он и шагнул в купе. Чувствуя слабость во всем теле, я ждал, что он вот-вот в негодовании выскочит наружу и заявит, что я копался в его вещах. Ничего… ничего… ничего. Я зашел в следующее купе, сложил кресла, опустил обе койки, отвернул углы простыней, положил конфеты. Все это я проделал машинально, с ощущением полной нереальности происходящего. Уже во второй раз я очутился на грани разоблачения. Оказывается, я не гожусь в шпионы — слишком уж не люблю рисковать.

Такое малодушие меня несколько обеспокоило. Наверное, я никогда особенно не задумывался о том, что такое храбрость, считая ее само собой разумеющейся — во всяком случае, физическую храбрость, как и физическую выносливость. В прошлом мне не раз приходилось туго, но такой риск — дело совсем другое, это куда страшнее, по крайней мере для меня.

К тому времени, как я приготовил третье купе, проводник спального вагона, действовавший гораздо быстрее, почти управился с остальными.

— Большое спасибо, — сказал он. — Вы мне очень помогли.

— Всегда готов.

— Сыграли свою сцену? — спросил он.

Я кивнул:

— Отлично получилось.

Из купе вышел Филмер и позвал:

— Эй, вы!

Проводник двинулся к нему:

— Да, сэр?

Филмер что-то сказал ему — что именно, я не расслышал, шум поезда заглушил его голос, — и снова скрылся в купе.

— Плохо себя чувствует, — сообщил проводник, направляясь в свое купе.

— Попросил какого-нибудь лекарства, у него неладно с желудком.

— А у вас есть что-нибудь такое?

— От изжоги? Конечно, есть — что попроще.