|
- Да, дедушка, да, ты старенький! - Ну, конечно. Мне шестьдесят, малышка. Он крепко обнял Ванду, прижал к себе, наклонился и прошептал: - Я ведь тоже этому не рад, Ванда. Знаешь, как я тебе завидую - тебе еще и восьми нет. - У тебя все волосики седые, дедуля... - Ну, они не всегда такими были. Я только недавно поседел. - Раз волосики седые, значит, ты скоро умрешь, дедуля... Селдон был ошеломлен. - Да что такое стряслось? - изумленно спросил он у Манеллы. - Понятия не имею. Не знаю, что это вдруг на нее нашло. - Сон плохой видела... - всхлипнула Ванда. Селдон прокашлялся. - Ну, Ванда, что такое "плохой сон"? Нам всем плохие сны порой снятся. И ничего в этом нет страшного. Это даже хорошо, детка. Просыпаешься и понимаешь, как все хорошо на самом деле. - А я видела сон, что ты умрешь! - не унималась Ванда. - Понимаю, понимаю, детка. Смерть часто снится, но не надо так огорчаться. Это ничего не значит. Ну, погляди на меня. Разве ты не видишь, какой я живой, веселый? Ну, смотри, я улыбаюсь. Разве я похож на умирающего? Ну, похож? - Н-нет... - Ну вот и славно. А теперь пойди-ка поиграй и забудь про все эти глупости. У меня день рожденья, и мы все отлично повеселимся. Ну, давай ступай к себе, малышка. Ванда ушла, улыбнувшись сквозь слезы, а Манеллу Селдон попросил остаться. Глава 2 - Как ты думаешь, откуда у Ванды такие мысли, Манелла? - спросил Селдон невестку. - Ну, Гэри, мало ли откуда? У нее был сальванийский геккончик и умер, помнишь? У одной из ее подружек отец погиб в катастрофе, а уж по головизору она каждый день видит, как кто-то умирает. Невозможно растить ребенка под колпаком, чтобы он ничего не знал о смерти. Да я и не собиралась ничего от нее скрывать. Смерть - естественная и неотъемлемая часть жизни, и она должна это понять. - Я не говорю о смерти вообще, Манелла. Я говорю о своей смерти. Почему она вдруг заговорила об этом? Манелла растерялась. Селдон был ей очень дорог. "Господи, как же сказать, чтобы не обидеть?" - подумала она. А не говорить тоже было нельзя. - Гэри, - сказала она, - только не обижайся, но ты сам виноват. - Я? - Конечно! Ты в последнее время только о том и говорил, что тебе скоро шестьдесят, и направо и налево жаловался, какой ты уже старый. И юбилей-то твой устраивается, в основном, для того, чтобы переубедить тебя и утешить. - А ты думаешь, это так уж весело, когда тебе шестьдесят? - пробурчал Селдон. - Вот погоди! - шутливо погрозил он пальцем Манелле. - Доживешь до моих лет, сама увидишь, каково это. - Увижу, если повезет. Некоторые и до шестидесяти не доживают. И все-таки чему удивляться, если ты то и дело сбиваешься на то, что тебе шестьдесят, что ты совсем старый? Конечно, это пугает и огорчает бедную девочку. Она такая впечатлительная. Селдон вздохнул и сокрушенно покачал головой. - Прости меня, Манелла, но мне и правда невесело. Посмотри на мои руки. Они все в старческих пятнах, и скоро перестанут гнуться. Да, Манелла, о геликонской борьбе говорить не приходится. |
