Стараюсь разделить на отдельные части — нос, рот, глаза, брови, ямочки, подбородок… По отдельности вроде ничего необычного или привлекательного, но…
…Но, но, но почему-то сбивает дыхание, и я снова лезу целоваться, стараясь не грубить, не говорить ничего лишнего, контролировать свои загребущие руки, быть предельно аккуратным и нежным, чтобы не дай бог не разрушить этот хрупкий момент…
Как будто мы вместе строим песочный домик, каждый свою сторону, свои стены, и надо понимать, смотреть друг на друга, быть внимательным. Очень внимательным.
Докуриваем и выходим из ванной. Мне хочется затащить Олю на диван или на кровать или просто на пол, но сегодня я внимателен и понимаю, что пока рано, еще не пришло время, не сегодня.
— А у вас есть дома какой-нибудь музыкальный инструмент? — спрашиваю я.
— Есть, в зале вон за дверью старое пианино стоит — отвечает она.
— И что, на нем играть можно?
— Оно, конечно, немного расстроено, но в принципе можно, хотя я давно на нем не играла.
— А сейчас можешь сыграть? — упорствую — Я бы с удовольствием послушал…
— Мы же вроде диск пришли слушать? — смеется она — Я не так уж хорошо играю на самом деле.
— Да ладно, не прибедняйся — говорю я.
— Нет, я серьезно — говорит она.
— Ну, давай что-нибудь одно? — предлагаю я — Что ты хорошо умеешь?
— Ладно-ладно, уговорил…
Мы подходим к пианино. Оно действительно старое, но выглядит величаво, даже немного устрашающе. Широкое, добротное, с облупившейся по бокам краской пианино. Целый инструментище.
Оля поднимает тяжелую крышку и аккуратно садится на круглый вертящийся стул. Я встаю сбоку и чувствую себя слегка неуютно, но и одновременно необычно. Мне еще никто никогда не играл на пианино. Только в школе в младших классах на уроке музыки музычка играла и все подпевали, стараясь выдавить из себя звуки погромче. Но вы же понимаете, что это совсем не то.
Из пианино начинает выплескивать живая музыка, мягко разливаясь по периметру комнаты. Заползая мне в уши, нос и рот, под футболку и шорты. Музыка обволакивает и убаюкивает меня. Я стою и заворожено смотрю за Олиными пальчиками. Пальчики умело отплясывают свой туземный танец на черно-белых клавишах… Мне спокойно, приятно и хорошо. Очень спокойно и очень хорошо. Наверное, именно это состояние в книжках называется умиротворение.
Музыка заканчивается, я наклоняюсь над Олей и медленно, растягивая момент, целую ее, поглаживая по плечам.
— Ты очень красиво играешь — искренне говорю я.
— Спасибо — улыбается она. — Я очень рада, что тебе понравилось.
— Мне очень понравилось. Мне еще никогда ничего так не нравилось. Пожалуй, заберу у тебя диск Многоточия. По сравнению с тем как ты играла, Многоточие — полное фуфло.
— Не надо забирать — смеется она — У музыки есть много ответвлений. И твое Многоточие — просто одно из таких веточек. А то, что я сейчас играла — немного другая. Вот и вся разница. Это как есть острая и неострая еда. Кому-то нравится одно, кому-то — другое. Я на самом деле за это и люблю музыку. Такое, знаешь, разнообразие. И, на мой взгляд, несправедливо делить музыку на хорошую и плохую. Все зависит от того, кто слушает. У каждого своя музыка.
— Да, интересные рассуждения — говорю я — Получается, что и фильмов плохих нет, и книжек плохих нет, да и на всякую попсу найдется свой слушатель.
— Ну, примерно так и есть — говорит Оля — Нет, ты подумай хорошенько, ведь так на самом деле и получается. Все слушают то, что им нравится. |