А ещё писал, что по станицам неспокойно и многих куренных атаманов уже прогнали, а на их место выбрали новых, самую что ни на есть сирому.
Сообщал старшина и другую весть, — что среди руководителей восстания замечено несогласие. Малов и ещё какой‑то бывший наймит Кордовского тянут на Волгу, а Дикун и остальные не хотят с Кубани уходить.
«Этим спором, — писал Гулик, — пользоваться надо, ибо где несогласие, там и нерешительность в действиях…»
•
А споры, действительно, были горячие.
— Вели, Федор, ловить всех старшин и казнить их! — убеждал Дикуна Малов.
Но Дикун упрямо возражал:
— Неможно, Леонтий, говорю, неможно! Недовольства не оберёшься. Старшина старшине тоже рознь.
— Продадут они нас, увидишь, продадут! — горячился Малов. — Кто государя Петра Федоровича продал? Старшины.
— Нет! Мы их, кто нам поперёк дороги станет, с нашей земли сгоним. Выметем так, что и духу ихнего не останется. А других к рукам приберём, — переубеждал Дикун.
— Эх, Федор! — сокрушённо вздохнул Малов. — Не пойму я тебя, чего ты их жалеешь? Под корень всех их вырубить надо, под самый корень!
Дикун улыбнулся.
— Ты вот, Леонтий, на старшин нападаешь, а Мокий Семенович мысль добрую подал, чтоб на Усть–Лабу идти. Верно ведь! Как думаешь? Одолеем?
Малов пожал плечами:
— Смотря как. Ежели всем скопом навалимся, то суздальцам и за стенами не устоять.
— А что, Леонтий, возьми‑ка ты сотни две да и направляйся в сторону Усть–Лабинской, может, разведаешь, что суздальцы замышляют.
— Можно и так, — согласился Леонтий.
Их окликнули. Размахивая руками, бежал Шмалько.
— Романовского с бумажкой перехватили! К Котляревскому в Усть–Лабу направлялся.
— Что?
— Романовского, говорю, поймали!
Все заторопились туда, где тревожно бурлило людское море. С появлением Дикуна и Малова казаки затихли, расступились.
— Ну? — Федор вплотную подошёл к Романовскому.
— Але я… — заикаясь, бормотал хорунжий.
— Сказывай, кто дал тебе бумажку? — Федор вертел густо исписанным листком. — Либо сам писал?
— Не я писал, — заторопился хорунжий. — Як бога кохам — не я! Велено мне было бумагу ту пану Котляревскому передать!
— Кто велел? — Дикун сжал кулаки.
Романовский отшатнулся.
— Пан Гулик повелел мне! Але я не хотел…
— Гулик?
Толпа загудела…
— Найти Гулика! — приказал Шмалько.
Человек десять казаков бросились на поиски старшины. Минут через двадцать один из вернувшихся доложил, что Гулик как в воду канул. Кто-то припомнил, что видел его верхом на коне в то время, как поймали Романовского. Гнаться было бесполезно. Дикун скрипнул зубами от ярости.
— А как с ним? — спросил Шмалько, указывая на дрожащего шляхтича.
— С ним? — Федор подумал. — Как собаке, камень на шею да в Кубань, чтоб другим неповадно было.
Романовского потащили к реке. Он кричал, вырывался. Дикун пошёл в противоположную сторону. Шмалько было направился за ним, но Леонтий остановил его.
— Не ходи, злей будет!
Крик хорунжего внезапно оборвался. Леонтий оглянулся. От кручи возвращались казаки. Романовского меж ними не было.
•
Леонтий Малов с отрядом черноморцев миновал Васюринскую. Шли осторожно, выставив вперёд и по бокам конные разъезды. Верст за двенадцать до Усть–Лабинской крепости к Малову на взмыленных конях подскакали казаки–дозорные.
— Солдаты на пути, — доложил один из них. |