Никто не мог есть, только пили понемногу, чтобы не умереть от обезвоживания. Хотя, если честно, даже пить уже не хотелось!
И вот, чуть только киногруппа понемножку очухалась после «афганца» и снова приступила к работе, как пришла телеграмма от Барнета. Он приезжает в Чиганлы!
Нет слов: Лёля ему обрадовалась. Но только в первую минуту, до первой сцены ревности (и к кому?! К Ромму! Вот чушь-то!) и до того, как Барнет показал ей свой чемодан, битком набитый бутылками. Лёля знала: муж любит и умеет выпить, но, увидев такое количество спиртного, не поверила, что он все это осилит.
Однако осилил, и очень скоро. Не один, конечно, а с помощью некоторой части киногруппы. Он нарочно спаивал мужиков, чтобы они рассказывали ему про «шашни» Кузьминой и Ромма. Никаких «шашней» не обнаружилось, и Барнет почувствовал себя глупо, но все же решил пойти к Ромму выяснить отношения. В самом деле — зря, что ли, приехал?! Как это признать перед глупышкой-женой?
Он хотел хлебнуть для храбрости, но оказалось, что пить больше нечего. Запас иссяк! Тогда он взял у жены одеколон «Сирень» и напился этой «Сирени». Ну и пошел…
Помреж Валя (та самая, за которую давали «один берблюд» и все прочее) перепугалась его мрачной решимости и кинулась предупредить Ромма:
— Михаил Ильич! К вам Барнет идет! Он вас убьет… Он же боксер! Он считает, что у вас с Кузьминой роман! Боже мой, что делать, что делать?!
Ромм (рыльце у него было некоторым образом в пушку, потому что Лёля ему сильно-таки нравилась, только никто об этом не догадывался, и она сама в первую очередь!) после предупреждения взволнованной Вали тоже решил подкрепиться. Для храбрости. Хоть Барнет и бывший, а все-таки боксер. Мало ли что придет ему в голову?
У режиссера хранился спирт, предназначенный для протирания аппаратуры операторов, однако честняге Ромму и в голову не пришло прикоснуться к «энзе». Он схватил бутылку одеколона «Магнолия» и…
Спустя две минуты на пороге возник Барнет: здоровенный, тяжеленный, потный от злости, сжавший кулаки. Высокий, худой Ромм тоже сжал кулаки и вышел против него.
Барнет пялился на него, тяжело дыша… Потянул носом — и увидел через плечо Ромма пустую бутылку из-под «Магнолии» на столе.
— «Магнолию» пили? — спросил мрачно.
— «Магнолию», — кивнул Ромм. — А вы?
— «Сирень», — буркнул Барнет. — А больше одеколона у вас нет?
— К сожалению, нет, — с искренним огорчением ответил Ромм.
— Жаль…
Помолчали.
Что-что, а чувство юмора имелось у обоих мужчин. И Барнет начал понимать, какого же он свалял дурака… Очень захотелось сделать «налево кругом», а потом — «бегом». Но это было бы уж вообще — предел всему! Поэтому он выдавил с трудом:
— Ну, как дела?
— Ничего, — ответил вежливый Ромм. — Потихоньку снимаем.
— Жарко уж очень.
— Очень…
— Ну так я пойду, — сообщил Барнет, и они оба вдруг рассмеялись.
Пока происходила эта беседа, Валя собрала всю группу и привела к домику Ромма — защищать режиссера. Когда вышел успокоенный Барнет, провожаемый непобитым Роммом, все почувствовали себя обманутыми.
На прощанье Барнет грозно сказал Лёле:
— Хороший мужик Ромм… Но смотри!
Он уехал, а Лёля последовала его совету: стала смотреть на Ромма. И только теперь обнаружила, что и Ромм смотрит на нее совершенно особенно…
Спустя год Андрей Москвин снова приехал в гости к Лёле. |