Изменить размер шрифта - +
В холодильнике у нее было хоть шаром покати. Мэтью отказывался покупать продукты (хотя в позапрошлый раз, когда у них вышла ссора, всячески отпирался) – видимо, считал, что ненавистные для него обязанности должен выполнять тот, кто вносит в хозяйство меньше трети семейного бюджета.

Одинокие мужчины в костюмах наполняли корзины и тележки готовыми к употреблению продуктами. Деловые женщины на бегу хватали со стеллажей спасительные полуфабрикаты. Изнуренная молодая мать с горластым младенцем в коляске вилась по проходам, как обезумевшая моль, и не могла сосредоточиться: у нее в корзине лежал только пакетик моркови.

В состоянии безотчетной нервозности Робин медленно прохаживалась туда-сюда. Никто из покупателей не напоминал ей байкера в черном, никто не разглядывал ее исподтишка, примериваясь, как бы отрезать ей ноги. («…отрезать мне ноги…»)

– Позвольте! – Сердитая пожилая дама пыталась дотянуться до сосисок.

Робин с извинениями отошла в сторону, не понимая, откуда у нее в руке взялась упаковка куриных бедрышек. Бросив ее в тележку, она заторопилась в другой конец торгового зала, нашла относительный покой в винном отделе и позвонила Страйку. Он ответил после второго сигнала:

– Все в порядке?

– Да, конечно…

– Ты где?

– В «Вейтроузе».

Какой-то лысоватый коротышка изучал полки с хересом за спиной у Робин. Его глаза оказались на уровне ее груди. Робин сделала шаг в сторону; он двинулся вместе с ней. Под ее гневным взглядом этот наглец ретировался.

– Вот и хорошо, там ты в безопасности.

– Мм… – протянула Робин, провожая взглядом удаляющуюся спину коротышки. – Слушай, может, конечно, это пустое, но я вспомнила, что за последние месяцы мы получили пару непонятных писем.

– От шизиков?

– Не начинай.

Робин терпеть не могла эти пренебрежительные слова. После того как Страйк раскрыл второе громкое убийство, к ним в агентство лавиной хлынули письма. В одном, самом осмысленном, содержалась просьба дать денег – как видно, Страйка теперь считали богачом. В других высказывались невнятные жалобы и требования наказать обидчиков. Некоторые авторы излагали выстраданные, самые невероятные теории. Поступали и бессвязные, сбивчивые записки с такими вымогательствами и желаниями, которые указывали только на безумие авторов. Наконец, малая часть корреспонденции приходила в контору от лиц обоего пола («Вот где настоящие шизики», – отметила Робин) с объяснениями в любви.

– К тебе? – Страйк вдруг посерьезнел.

– Боже упаси – к тебе.

Робин слышала, как во время телефонного разговора Страйк мерил шагами мансарду. Наверное, готовился к свиданию с Элин. Он никогда не рассказывал об их романе. Если бы Элин как-то днем не забежала в агентство, Робин, вероятно, даже не узнала бы о ее существовании, по крайней мере до той поры, когда Страйк явился бы в контору с обручальным кольцом на пальце.

– И что в них говорилось? – спросил Страйк.

– Да как тебе сказать… одно было от девушки, которая просила совета, как ей отрезать собственную ногу.

– Я не ослышался?

– Она хотела отрезать себе ногу, – четко выговорила Робин, и покупательница, выбиравшая розовое вино, бросила на нее испуганный взгляд.

Быстрый переход