Всех более надоел ему маленькой франтик с мужицкой прической, с цепочкой, с лорнетом, который не давал ему покоя.

– А! bonjour[10 - здравствуйте (франц.). – Ред.], очень рад вас здесь встретить. Мы в театре очень часто видимся. Кто вам больше нравится: Allan[11 - Аллан (франц.). – Ред.] или Taglioni?[12 - Тальони (итал.). – Ред.] Вообразите, я; видел пятнадцать раз сряду «Гитану». Я всегда во французском театре. Что делать?.. Люблю Allan; нас в театре несколько человек всегда вместе – Петруша, Ваня… Вы знаете Петрушу, графа Петра В., и Ваню, князя Ивана? Славные ребята! Я с ними неразлучен. Обедаем каждый день почти вместе у Кулона или у Legrand[13 - Леграна (франц.). – Ред.]. Как по-вашему, кто лучше, Legrand или Coulon?[14 - Кулон (франц.). – Ред.] Хорош Legrand! Дорог, нечего сказать, а мастер своего дела! – Вы много ездите в свет, слышал я. – Скажите, пожалуйста, ет ву каню авек ле Чуфырин э ле Курмицын?[15 - Русская транскрипция французской фразы: «Знакомы ли вы с Чуфыриным и Курмицыным».] – Нет. – Жалко! Очень у них весело! Уж не такие вечера, – продолжал он, наклонясь на ухо Леонина и улыбаясь лукаво, – уж не такие вечера, как здесь; почище, гораздо почище. В комнатах освещено прекрасно, а за ужином не подают черт знает что. Курмицыны долго были за границей и живут совершенно на иностранный genre[16 - лад (франц.). – Ред.]. Славные вечера! Я очень хорош в доме. Хотите, я вас представлю? Я с ними очень дружен…[17 - Цитируется повесть «Большой свет» (1840). По словам самого автора, в этой повести изображено «светское значение» Лермонтова (В. А. Соллогуб. Воспоминания. М. – Л., «Academia», 1931, с. 376). Однако в целом «Большой свет» не преследовал цель дискредитировать Лермонтова, который, как и Белинский, отнесся к повести вполне положительно (см. письмо Белинского Боткину от 16–21 апреля 1840 г., см. также: Р. Б. Заборова. Материалы о М. Ю. Лермонтове в фонде В. Ф. Одоевского. – Труды ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, т. V (8). Л., 1958, с. 185–199).]

Не правда ли, что вы встречали этого франтика? Непременно встречали! Он живой перед вами. Уверяем автора, что его господин йет ву каню войдет в пословицу и останется вечным… как бишь это называется, типом, что ли? – в истории наших нравов.

Не желая предупреждать любопытства читателей, мы выписали здесь небольшие отдельные строки; но повести графа Соллогуба производят наибольшее впечатление в своей целости, а остроумная его наблюдательность усыпала их такими неожиданными и тонкими подробностями, которые не переносимы в критику. Нельзя не подивиться, как хорошо известны молодому писателю все классы нашего общества: и большой свет, и быт поселян, и средний класс, и жизнь немцев, и студенческий быт, и провинциальные обычаи, – и, что всего важнее, все рассказы его согреты теплым чувством любви и проникнуты благородством мыслей; здесь тайна того сочувствия с читателями, которого ни– когда не постигнут люди, думающие, что можно писать без вдохновения, даже без убеждения, и что в искусстве, как в ремесле: стоит только набить руку, чтоб попасть в литераторы.

Оканчивая статью, мы не можем не принести жертвы промышленному духу нашего времени. Вспоминая хорошие повести, у нас существующие, мы нашли, что русская литература нашего времени не совсем бедна ими, – и потому думаем, что тот затеял бы хорошее дело, кто собрал бы в одну книгу все повести, доныне изданные особо или рассеянные по журналам: Пушкина, Гоголя, Лермонтова, князя Одоевского, графа Соллогуба, Даля, Павлова, псевдонима А. Н.[18 - А. Н. или А. Нестроев – псевдоним П.