– А настоящая бабайковская водка где? – Митя подхватил плетеный короб с пустыми бутылками и принялся одну за другой подставлять их под шланг.

– Там, в углу. – Свенельд Карлович качнул головой в сторону будто бы небрежно прикрытых ветошью коробов. – Думал в бочки слить, но не успеем. Ничего, командовать погрузкой буду я, так что, надеюсь, батюшка ваш сюда спускаться вовсе не станет.

Митя кивнул. С половину часа они работали молча.

– Он… замечательный человек. Ваш батюшка… – затыкая налитую до горлышка бутылку пробкой, сказал Свенельд Карлович.

Митя, как раз водружавший очередной короб наверх уже сложенной у стены небольшой пирамиды, аж пошатнулся. Бутылки в коробе предостерегающе звякнули.

– Полицейский чиновник не должен нарушать закон, – продолжил Штольц.

– Поэтому его нарушаем мы.

– Все внутри меня восстает против этого, – очень серьезно, а главное – совершенно искренне заверил Свенельд Карлович и ногой пододвинул к Мите уже заполненный бутылками короб. – Но мы не есть полицейские чиновники, мы с вами простые обыватели, попавшие в затруднительное положение, и… мы сознаем, что виноваты.

Митя гневно фыркнул, сдувая со лба мокрую от пота прядь: он не сознавал себя обывателем, простым, а уж тем более виноватым! Если кто и виноват, так именно отец… ну и Алешка Лаппо-Данилевский.

– Плохо – это уничтожить мой петербургский гардероб! Не могу же я предстать перед провинциальными барышнями… в этом! – Совершенно в стиле своего нынешнего костюма он вытер пот со лба рукавом, а потом брезгливо оттянул этот рукав, демонстрируя его Штольцу. – Мне нужны деньги.

– Почему вы стараетесь казаться легкомысленней, чем вы есть, Митя? – Свенельд Карлович разогнулся, потирая поясницу костяшками пальцев. – Вы же понимаете, что эти деньги необходимы на хозяйство. Мы новых работников без них привезти не сможем.

«Что-о-о? – Митя тоже замер, нагнувшись к ящику. – Не думает же он, что я тут мучаюсь ради грязных крестьян, которые будут сушить онучи в нашей гостиной?»

На миг в подвале воцарилась тишина…

Скраааап… Доски, которыми наскоро был обшит потолок, едва слышно скрипнули. И снова. Скрип-скрап… Будто наверху кто-то ходил.

Двое в подвале замерли, настороженно запрокинув головы.

Хруп… Мите показалось, что одна из досок едва заметно прогнулась. И тишина.

Медленно, по полвершка, Митя начал выпрямляться…

Банц!

Митя обернулся. Кольцо на крышке люка отчетливо стукнуло.

Митя толкнул Свенельда Карловича в угол, надавил на плечо, заставляя присесть, и, прежде чем тот успел хотя бы удивиться, набросил на него ветошь.

– Тих-х-хо! Молчите!

И с фонарем в руках повернулся к медленно приподнимающемуся люку.

Это могли быть двое. Только двое. Один всюду лезущий человек и… одна потусторонняя тварь, которую Митя боялся больше всего на свете! И сейчас… сейчас он мысленно взмолился: «Пусть это будет… тварь!»

Крышка люка бесшумно поднялась – жаркий воздух, лишь слегка смягченный ночной прохладой, хлынул во влажное нутро подвала.

Скрииип! Подвальная лестница заскрипела под ногой, и – скрип-скрип-скрип! – пришелец сбежал по ступенькам.

– Я так и знал, вы – подлец!

Митя шумно выдохнул, поставил фонарь на короб – так, чтоб угол, где прятался старший Штольц, утонул в тенях, и устало протянул:

– Знаете, почему я так люблю портных? Им говоришь, какой сюртук хочешь, и хотя бы в половине случаев что заказал, то и получаешь.