Я не знал, как реагировать на это. Не хотел верить. Но в ее глазах я видел эту правду, и ненавидел ее за это.

— Она... она?

Доктор Миллер пожала плечами.

— Я... не знаю

Ее карие глаза внимательно посмотрели на меня.

— По правде говоря, не думаю. У нее было серьезное повреждение мозга, и я не уверена, что она скоро очнется, если когда-нибудь очнется.

Она, казалось, чувствовала что-то необратимое в этом слове «когда-нибудь».

— Мне так жаль. Конечно, никогда нельзя сказать, что случится, но шансы...? Очень небольшие. Если она очнется, может потерять память. Она может быть... овощем. Так рано еще ничего нельзя говорить.

Я закрыл глаза. Почувствовал, как по щеке стекает слеза и, горячая и влажная, ползет мне в ухо.

Это было слишком. Слишком.

Но она еще не закончила, храбрая доктор Миллер.

— Боюсь... есть кое-что еще.

— Еще? Что еще?

Я уставился на нее, и страх пронзил меня до самых костей.

Что еще могло случиться? Моя жена, любовь всей моей жизни, была в коме.

Доктор Миллер открыла рот. Закрыла его, потом попыталась снова. Она не могла посмотреть мне в глаза.

— Ваша... жена потеряла ребенка.