Не успел волк отбежать и двух сажен, как он уже мертв... Отличились и собаки и борзятник... и "бравооо! - кричит публика. - Браааво! Браво! Зачем Можаров спустил не в очередь? Можаров, шшш!.. Бра... ввво!" То же самое проделывается и с другим волком...

Раскрывается третий ящик. Волк сидит и ни с места. Перед его мордой хлопают бичом. Наконец он поднимается, как бы утомленный, разбитый, едва влача за собою задние ноги... Осматривается... Нет спасения! А ему так жить хочется! Хочется жить так же сильно, как и тем, которые сидят на галерее, слушают его скрежет зубовный и глядят на кровь. Он пробует бежать, но не тут-то было! Свечинские собаки хватают его за шерсть, борзятник вонзает кинжал в самое сердце и - vae victis! {2} - волк падает, унося с собою в могилу плохое мнение о человеке... Не шутя, осрамился человек перед волками, затеяв эту quasi-охоту!.. Другое дело - охота в степи, в лесу, где людскую кровожадность можно слегка извинить возможностью равной борьбы, где волк может защищаться, бежать...

Публика неистовствует, и так неистовствует, как будто бы на нее самое спустили всех собак со всего света...

- Зарежьте в ящике! Хороша охота! Скверно!

- Зачем же вы кричите, если вы не понимаете? Ведь вы никогда не были на охоте?

- Не был.

- Зачем же вы кричите? Что вы понимаете? По-вашему, значит, отдать волку собак, пусть их рвет? Так, по-вашему? Так?

- Да послушайте! Какое же удовольствие видеть зарезанного волка? Собакам не дают разбежаться!

- Ш-ш-ш... Фюйт!

- Чьи это собаки? - неистовствует барин в енотовой шубе. - Мальчик, поди справься, чьи это собаки!

- Лебушевские! Шереметьевские! Можаровские!

- Чей кобель?..

- Можарова! Славный кобель!.. Можарова!..

- В ящике зарежьте!..

Публике не нравится, что волка так рано зарезали... Нужно было волка погонять по арене часа два, искусать его собачьими зубами, истоптать копытами, а потом уже зарезать... Мало того, что он уже был раз травлен, словлен и отсидел ни за что ни про что несколько недель в тюрьме.

Собаки и борзятник Стаховича берут волка живьем... Счастливого волка сажают опять в ящик. Один волк перескакивает через барьер. За ним гонятся собаки, борзятники. Сумей он вбежать в город, Москве посчастливилось бы узреть на своих улицах и переулках бесподобную травлю!..

В антрактах, полных томительного ожидания, публика хохочет и (не верите?) кричит браво: ей нравится десятикопеечная лошадка, на которой увозят опустевшие ящики с средины арены на прежнее место. Лошадка не идет, а подпрыгивает, подпрыгивает не ногами, а всем корпусом и в особенности головой. Это нравится публике, и она неистовствует.

Счастливая лошадка! Думала ли когда-нибудь она или ее родители, что ей когда-нибудь будут аплодировать?

Слышится отрывистый лай, и на сцену появляется стая гончих... Большой волк отдается им на растерзание. Гончие рвут, а борзые, которых не пускают, визжат от зависти.

- Брааво! браваао! - кричит публика. - Браво, Николай Яковлевич!

Николай Яковлевич раскланивается пред публикой с шиком, которому позавидовал бы любой артист-бенефициант.

- Подавай лисицу! - кричит он в исступлении.

На средину арены выносят маленький ящик и выпускают из него хорошенькую лисичку. Лисичка бежит, бежит... за ней бегут гончие. Никто не видел, где собаки схватили лису.

- Ушла лиса! - кричит публика. - Упустили! Ушла!

Николай Яковлевич показывается с лисицей в руке, и публика конфузится. Чтобы собрать гончих в стаю, требуется немало людей и времени.