Турусина. Принять его, накормить и спросить, не нужно ли чего ему.

Григорий. Его, я думаю, особенно-с…

Турусина. Ну, ступай, не рассуждай!

Григорий. Слушаю-с. (Уходит.)

Турусина. У меня к вам просьба, Иван Иваныч.

Городулин. Весь в внимании.

Турусина. Я насчет Машеньки Нет ли у вас кого на примете?

Городулин. Жениха? Пощадите! Что за фантазия пришла вам просить меня! Ну, с какой стороны я похож на сваху московскую? Мое призвание — решить узы, а не связывать. Я противник всяких цепей, даже и супружеских.

Турусина. А сами носите.

Городулин. Оттого то я и не желаю их никакому лихому татарину.

Турусина. Кроме шуток, нет ли?

Городулин. Постойте, кого-то я на днях видел; так у него крупными буквами на лбу и написано: хороший жених. Вот так, того и гляди, что сию минуту женится на богатой невесте.

Турусина. Вспомните, вспомните.

Городулин. Да, да… Глумов.

Турусина. Хороший человек?

Городулин. Честный человек, я больше ничего не знаю. Кроме шуток, отличный человек.

Турусина. Постойте, как вы назвали? (Вынимает бумагу из кармана.)

Городулин. Глумов.

Турусина. Егор Дмитрич?

Городулин. Да.

Турусина. Вот и Крутицкий мне про него же говорил.

Городулин. Ну, значит, ему и быть, так у него на лбу, то есть на роду, написано. Прощайте. (Кланяется и уходит.)

Турусина. Что это за Глумов? В другой раз сегодня я слышу имя этого человека. И хотя я не верю ни Крутицкому, ни Городулину, но все-таки тут что-нибудь да есть, коли его хвалят люди совершенно противоположных убеждений. (Звонит.)

Входит Григорий.

Зови барышню и скажи, чтобы все шли сюда.

Григорий уходит.

Какая потеря для Москвы, что умер Иван Яковлич! Как легко и просто было жить в Москве при нем. Вот теперь я ночи не сплю, все думаю, как пристроить Машеньку: ну, ошибешься как-нибудь, на моей душе грех будет. А будь жив Иван Яковлич, мне бы и думать не о чем: съездила, спросила — и покойна. Вот когда мы узнаем настоящую-то цену человеку, когда его нет! Не знаю, заменит ли его Манефа, а много и от нее сверхъестественного.

Входят Машенька, 1-я приживалка с колодой карт, которую держит перед собой, как книгу, 2-я приживалка, с собачкой на руках.

1-я приживалка садится у стола, 2-я приживалка садится на скамейке у ног Турусиной.

1-я приживалка. Прикажете разложить?

Турусина. Погоди! Ну, Машенька, я говорила о тебе и с Крутицким и с Городулиным.

Машенька (с волнением). Говорите. Продолжайте. Я покорилась вашей воле и теперь с трепетом жду решения.

Турусина. Они оба рекомендовали одного человека, точно сговорились.

Машенька. И прекрасно. Значит, человек достойный. Кто же он?

Турусина. Но я им не верю.

1-я приживалка. Прикажете?

Турусина. Гадай! правду ли они говорили? (Машеньке.) Я им не верю, они могут ошибаться.

Машенька. Почему же, ma tante?

Турусина. Они люди. (2-й приживалке.) Не урони собачку!

Машенька. Кому же вы поверите, ma tante? оракулу? Мне что-то страшно.

Турусина. Очень естественно. Так и надо, и должно быть страшно. Мы не можем, не должны без страха поднимать завесу будущего. Там, за этой завесой, и счастье, и несчастье, и жизнь, и смерть твоя.

Машенька. Кто же нам приподнимет завесу?

Турусина. Тот, кто имеет власть.

Входит Григорий.

Григорий. Манефа-с.

Турусина. Вот кто! (Встает, идет навстречу Манефе, и все за ней).

Входит Манефа.

Те же и Манефа.

Турусина. Милости просим, пожалуйте!

Манефа.