В его глазах поселились тревога и усталость. Пройдя пять деревень, он не нашел ничего, что давало бы ему надежду. Ни одного намека, в какую сторону податься, где продолжать поиск. Решив, что разумнее стать ближе к людям, которых ты расспрашиваешь, Жиль сменил свой наряд на одежду бедного скитальца. В таком виде он и пришел к морю. И сейчас он спрашивал себя: не может ли Барбара быть там, за широким морем, в чужой стране? Маленький рыболовный порт, лежавший перед ним, был ближайшей к столице гаванью. Он расспрашивал моряков, встреченных на песчаном берегу. Но они лишь пожимали плечами. Хотя девушку могли провезти незаметно ночью на любой из посудин, снующих вверх и вниз по реке. Жиль прикидывал, какие у него шансы догнать ее, если это действительно так.

Ах, зачем он поспешил со своими скоропалительными обещаниями! «В два или три дня!» — заверил он Короля. Какое глупое самомнение! Два уже минули, а ничего он не нашел, кроме усталости в теле и неразрешимых вопросов в голове.

С места, где он стоял, можно было охватить взглядом весь мир: серое море впереди, темнеющую землю позади, фиолетовое небо с плывущими над головой клочьями розоватых облаков, одинокую искорку звезды, вспыхнувшую там, где опустилось солнце… Барбара! Где-то она сейчас? О чем думает? Почему решила уйти?

Может, какой-нибудь волшебник, исполняющий желания, услышит его безмолвный крик, явится на помощь и перенесет ее прямо сюда, на вершину утеса?

Ночь простирала свои руки над морем. И никакого тебе волшебника. Только все на земле собиралось ко сну, как собиралось миллионы лет — скучно, знакомо, поспешно. Неужели чудеса не случаются больше с тех пор, как эльфы и феи покинули свои обиталища, вытесненные человеком? Если волшебство и существует, то, как утверждает Жоффри, — это солнце, садящееся в море на закате и встающее поутру на восходе. Пожалуй, он прав. Разве не великолепны эти цвета, фиолетовый, розовый, серебристо-серый, подвижные и готовые вот-вот смешаться в небесах?! Зачарованный мир, в котором действуют эльфы и гоблины, джины и русалки. Еще минута и он погрузится в темноту, оборвется как счастливый сон.

Неужели это и есть закат волшебства? Пожалуй. Но ведь это всего до рассвета. Нет-нет, волшебство не умрет, пока светит солнце и в людях живет дух искательства!

Жиль затянул потуже горловину плаща. Если завтра его труды не дадут ничего нового, что тогда? Тогда — неудача. Великий Искатель, который не смог помочь Королю в его несчастье, — вот кем он предстанет.

Но сделал ли он все, что мог? И неужели он не имеет права единственный раз не выполнить задания Короля? Всего раз!

Нет, нет, нет! Этого не должно быть. Он не может прервать поиски. Барбара будет найдена. Будет!

Жиль снова стал Искателем. Не дело стоять тут и глазеть на закат, когда нужно действовать! День или несколько часов, и тогда он сможет отправить в замок известие — «да» или «нет». Жиль поднял с земли посох. Но прежде чем спуститься с утеса, он бросил последний взгляд на море. Уже стемнело, и его глаза не могли различить белые паруса, скрытые в сумраке. Море теперь всегда будет связано у него с Агнессой, шумом прибоя и говорящей Раковиной. О, если бы сейчас она была у него! Наверняка за эти два дня Барбара не раз говорила о нем, или, если ее похитили, о нем могли вспомнить люди, которые ее увезли. Ведь им в первую очередь следует опасаться его, Королевского Искателя. Юноша поспешил по траве к дороге, которая привела его сюда.

Конечно, Раковина ему сильно помогла бы. Но мог ли он ее взять? Он обещал ее принцессе Софронии и выполнил обещание. Раковина больше не принадлежит ему. А сама принцесса никогда не захочет расстаться с ней. Эта Раковина — странная штука. Долго пользуясь ею, он стал относиться к ней как к чему-то обыденному, например, к окну, к которому вы подходите, чтобы услышать голоса возвращающихся детей или лай собаки.