Время было за полдень, и солнце, уже достигшее зенита, пекло немилосердно. Стояли первые жаркие дни начала лета — поры, не самой лучшей для дальних путешествий. Большой караванный путь исстари прозвали Вонючим Трактом, ибо он проходил по опасным и заболоченным местам. Там, где по весне и осени болота превращались в настоящие топи, сохранились старые гати, настеленные еще в незапамятные времена. По ним легко проходили караваны верблюдов, но до сих пор никто не пытался испытывать их прочность целой армией.

После того как на переправу через первую гать ушло почти полдня, Конан из головы колонны переместился ближе к середине и ехал сбоку от дороги. Его могучий жеребец утопал в зловонной жиже по самые бабки, но зато так Конан мог видеть весь строй и подгонять отстающих.

Узнав об их выступлении, несколько купеческих караванов, также отправлявшихся на юг, задержали свой выезд из Баалура, соблазнившись возможностью путешествовать под защитой огромной армии. И потому на переправах, и без того нелегких, к ржанию и мычанию еле бредущих в жидкой грязи животных, брани и крикам солдат, вытягивающих увязшие в иле повозки, прибавлялись женский визг, надсадный рев детей и разноязыкие проклятия караванщиков. На ночных стоянках лагерь растягивался на два полета стрелы. Караванщики, желая умилостивить начальников отрядов, зазывали их в свои шатры, откуда те выходили далеко за полночь. Простые солдаты завистливо роптали, дисциплина падала, и Конан проклинал тот час, когда он согласился на это безумное предприятие. Оставалось надеяться только на то, что в порту он наконец отделается от этого беспокойного приданого.

По мере того как они спускались с предгорий в степи, дорога становилась суше и нахоженное. Здесь начинались обширные и плодородные земли городов — данников Баалура, небольших укрепленных поселений, окруженных пашнями, фруктовыми садами и пастбищами. Помимо спешного заказа мастеровым и неурочного набора рекрутов, столичные события мало затрагивали местных жителей. Чары Зерити еще не успели распространиться на все земли Баалура, и жители провинций пока что спали спокойно.

Король снабдил Конана достаточным количеством верительных грамот и писем к наместникам с повелением оказывать всевозможную помощь проходящей армии. Конан вел свое воинство из города в город, и в каждом его ожидал радушный прием, ибо Афратеса, правителя грозного, но справедливого и мудрого, в стране уважали и любили. Наместникам нетрудно было оделить войско излишками богатых урожаев, не разоряя землепашцев, и солдаты ежевечернее устраивали в лагере настоящий пир. Это тоже влияло на царящее в армии настроение если не лени, то некоторой беспечности, но Конан хорошо знал, что долго это не продлится. Армия продвигалась все дальше к югу, а южные земли Шема издавна были известны как прибежище разбойников и работорговцев. Путешественник, отважившийся пересечь Шем с севера на юг, подвергал себя большой опасности, ибо с каждой лигой, приближавшей его к проклятому Стиксу, все реже произносилось имя Митры Жизнеподателя, все страшнее становились лики богов в темных, уродливых храмах и все чаще встречались на дорогах странные, подозрительные люди.

Увидев невдалеке от дороги чистое озерцо с впадающим в него прозрачным источником, Конан велел устроить привал. Каждый день в часы самой страшной жары приходилось делать стоянку, ибо ни люди, ни животные не выдерживали передвижения в пыли под безжалостными, почти отвесными лучами солнца. В этот раз Конан остановил войско даже раньше обычного — вода в выжженной степи встречалась редко, и такой случай упускать было нельзя.

Едва отдышавшись в тени маленькой рощицы, солдаты с криками полезли в воду, брызгаясь и хохоча, как малые дети. Те же, кто не хотел купаться, улеглись навзничь в траву, предавшись ленивой истоме. Подобное поведение еще можно было простить купцам-караванщикам, но для армии оно было совершенно недопустимо.