Увидев пришельцев, он оскалил зубы в широкой дружеской улыбке, и по спинам шемитов пробежал холодок — клыки у черного воина были острые, как у мыши-вампира.
Вновь пустив в ход свои скудные знания кешанского языка, Конан сумел выяснить немного, но этого вполне хватило, чтобы успокоить воинов. Имя дикаря звучало как Нк'ча, и охотничьи земли его племени простирались на много дней пути от большого водопада. Его деревня подчинялась великому вождю по имени Гвандала, чья деревня лежала еще выше по течению. По словам Нк'ча, этот вождь был столь велик, что мог четыре раза в год есть человечье мясо, что, как известно, запрещено простым детям леса.
Да, разумеется, теперь он не собирался убить их. Черные люди не едят белых, а убивать и не есть врага — пустая трата стрел. Он мог бы, конечно, убить их — чтобы возвыситься в глазах своих людей и речного бога-крокодила Джавалы. Но, видя, что они больны, он решил этого не делать.
Выяснив все это осторожными расспросами, Конан вздохнул с некоторым облегчением. Его люди действительно были больны почти поголовно, лошади и верблюды дохли ежедневно, и война с каннибалами могла обернуться простым избиением и без того полуживых людей.
Поэтому Нк'ча был торжественно избран проводником удивительных белых людей в удивительных лодках, хотя баалурцы с большим удовольствием сбросили бы его в реку — прямо в зубы его Джавале. Но его присутствие на головной пироге давало им некоторую гарантию, что соотечественники приветливого людоеда не кинутся на них со стрелами и копьями, едва завидят.
Нк'ча гордо замер на носу пироги, опираясь на свой лук, а Конан негромко сказал Каспиусу:
— Может, тот мальчишка-зуагир знал о нашем походе больше, чем мы сами.
Каспиус почесал отросшую бороду.
— Вы хотите сказать, что Тхутала — это и есть Джакала, а быть может, и их Джавала? И мы сейчас направляемся прямо к нему? Или наше появление здесь разбудило какого-то нового бога, того смертельного врага Эрлика?
Конан пожал плечами:
— Скорее, не нового, а очень древнего бога. Может, именно поэтому и не стали преследовать нас стигийцы. Должна быть какая-то связь между ними — между Сэтом и Джакалой, змеей и крокодилом. Может, Зерити даже… — Но тут киммериец махнул рукой, сам не зная, что хотел сказать.
— Если все действительно обстоит таким образом, — с беспокойством проговорил Каспиус, — то лучшим решением будет как можно скорее повернуть назад. Хотя что мы сможем сделать против желания бога?
— Не знаю, что мы можем сделать, но я дал клятву, — мрачно ответил Конан. — И намерен сдержать ее, покуда возможно.
Нк'ча оказался очень полезен путешественникам. Когда поблизости снова загремели барабаны и Конан спросил, не означает ли это, что на них готовится нападение, каннибал ответил с неизменной улыбкой, что пусть их это не беспокоит, он уже дал своим людям знать, что идут пироги чужестранцев и что их следует пропустить, воздав всяческие почести.
— Отлично, — проворчал Конан. — Надеюсь, твоя улыбающаяся физиономия послужит нам верительной грамотой.
Нк'ча попросил объяснить ему, что такое верительная грамота. Конан объяснил, как сумел.
— Нет, могучий белый Властелин Черной реки! — ответил дикарь, улыбаясь во весь рот. — Я здесь ни при чем. За вами следуют птицы великого Джавалы, а значит, с вами его милость. — Ион с довольной ухмылкой указал вверх, где над лесом парили стервятники, едва различимые сквозь деревья.
Так они плыли еще несколько дней — сквозь утренние туманы, ночные удушливые запахи и дневное ядовитое марево. Глядя ночью на большой диск луны, Конан заметил, что в небе сместились звезды, — он не узнал ни одного созвездия. |