— Неужто и вѣникъ купить нужно?! — удивленно воскликнула молоденькая женщина.

— А ты думала какъ! Вѣникъ копѣйка, а то и двѣ. Здѣсь за все плата. Питеръ городъ дорогой.

— А вотъ у насъ въ деревнѣ пошелъ въ лѣсъ, наломалъ…

— А здѣсь за поломку-то по шеѣ накостыляютъ. Да и некуда идти ломать, потому лѣсовъ по близости нѣтъ.

— Ну, у сосѣдей попросить.

— Молчи, Аришка! Ну, что зря брешешь! оборвала курносую женщину безбровая и спросила женщинъ копошившихся у парниковъ:- Вы замужнія будете или дѣвушки?

— Я-то дѣвушка буду, вонъ и та дѣвушка, отвѣчала черноглазая новоладожская женщина, указывая на рябую женщину. — А вонъ тѣ три замужнія.

— Хороша ты дѣвушка, коли ребенка въ деревнѣ оставила, улыбнулась худая скуластая женщина въ полосатомъ красномъ платкѣ на головѣ и на плечахъ, концы котораго были завязаны сзади за спиной.

— Это, Мавра Алексѣвна, въ составъ не входитъ, огрызнулась черноглазая женщина. — Зачѣмъ зубы скалить! По паспорту я дѣвушка — вотъ и весь сказъ.

— А вотъ, милая, сколько съ васъ хозяинъ за прописку паспортовъ-то вычитаетъ? спросила безбровая женщина.

— Рубль тридцать. Это ужъ у него положеніе. Рубль на больничное и тридцать копѣекъ за прописку.

— Фу, тяготы какія! Вѣдь это сколько-же денъ за дарма жить?

— Да, почитай что девять денъ отъелозить придется. Мы ужъ сочли.

— Арина! Слышишь! А ты хотѣла первые три рубля матери сейчасъ-же въ деревню послать на выкупъ полушубка. Долгонько трехъ-то рублей не увидишь, — сказала безбровая женщина курносой женщинѣ.

Курносая въ отвѣтъ только широко открыла глаза и ротъ и тупо посмотрѣла на безбровую.

— Бѣда, какъ трудно! послышалось у новопришедшихъ женщинъ.

— Да ужъ чего труднѣе! вздохнули женщины, копающіяся въ парникахъ. — Вы всѣ изъ одной деревни будете? задали онѣ вопросъ новопришедшимъ женщинамъ.

— Трое изъ одной деревни, а она вонъ одиннадцать верстъ отъ насъ, отвѣчала безбровая женщина, кивая на курносую.

— И всѣ въ первый разъ въ Питерѣ?

— Въ томъ-то и дѣло, что въ первый. Порядковъ здѣшнихъ не знаемъ, наговорили намъ, что въ Питерѣ хорошо…

— Что деньги здѣсь по улицамъ валяются? подхватила черноглазая женщина, отбрасывая отъ себя горсть сорной травы, вырванной изъ парника. — Нѣтъ, братъ, милая, въ Питерѣ тоже ой-ой, какъ трудно! Вы-то замужнія будете?

— Я замужняя. Нынче всей семьей изъ деревни отъ голодухи ушли. А вонъ энто три дѣвушки. Молоденькимъ-то замужъ-бы выходить, а вонъ послали родители на заработку.

— За кого выходить-то, коли всѣ парни на заработкахъ! откликнулась одна изъ товарокъ безбровой женщины и спросила землячекъ:- Такъ какъ-же рѣшимъ, дѣвушки: оставаться здѣсь на огородѣ или искать лучше чего нѣтъ-ли?

— А гдѣ ты лучшаго-то по теперешнему времени найдешь? спросила одна изъ женщинъ отъ парниковъ. — Поди-ка, сунься.

— Да наша-же землячка въ прошломъ году здѣсь въ Питерѣ на кирпичномъ заводѣ работала и по восьми гривенъ въ день доставала.

— А кирпичные-то заводы нешто теперь работаютъ? Кирпичные-то заводы дай Богъ къ Троицѣ… А до Троицы-то десять разъ съ голоду помереть успѣешь. И мы кирпичные заводы чудесно знаемъ, да по веснѣ на нихъ работы нѣтъ.

— Пятнадцать-то копѣекъ ужъ очень дешево. Мы зимой у насъ въ деревнѣ дрова складывали въ лѣсу въ полѣнницы — и то по гривеннику въ день на хозяйскихъ харчахъ. Одно только развѣ, что чаемъ не поили. Нѣтъ, для Питера ужъ это очень дешево.

Говорила это курносая женщина. На нее тотчасъ-же набросилась безбровая.

— А у тебя много-ли денегъ-то на ночлегъ да на пропитаніе осталось, чтобы фыркать на пятнадцать копѣекъ?

— Да двѣнадцать копѣекъ еще есть.