— Не надо мнѣ, милая, ничего не надо. Такъ перемогусь, отвѣчала Акулина.

XXXIX

Когда женщины принялись за работу, прикащикъ еще не выходилъ на дворъ. Женщинѣ съ ребенкомъ, пришедшей проситься на работу, пришлось ожидать прикащика. Въ ожиданіи его она сѣла на груду еще неразобранныхъ слежавшихся тряпокъ и принялась кормить ребенка грудью. Работавшія женщины посматривали на нее съ большимъ участіемъ. Онѣ хоть и привели ее съ собой на дворъ, но все-таки сомнѣвались, чтобы прикащикъ взялъ ее на работу, увидя, что она съ ребенкомъ. Наконецъ Анфиса сказала ей:

— Милая, крестецкая! Да ты-бы лучше убрала куда-нибудь ребенка-то передъ тѣмъ, какъ проситься у прикащика на работу.

Женщина съ ребенкомъ не поняла, что ей совѣтуютъ, и широко открыла глаза.

— Тебя какъ звать-то? — продолжала Анфиса.

— Домной.

— Такъ вотъ что, Домнушка. Сними скорѣй съ груди-то ребенка, благо онъ не реветъ, да спрячь его вонъ въ тряпки, положи тамъ вонъ на ту груду. Тамъ мягко и онъ теперь покормленный-то крѣпко спать будетъ. A сама, какъ придетъ прикащикъ, просись на работу, да о ребенкѣ-то ему ничего и не говори. Поняла? Такъ лучше будетъ. A то вѣдь можетъ и не взять съ ребенкомъ-то.

— Конечно-же убери, — подхватили другія женщины. — Ну, увидитъ онъ потомъ ребенка, такъ ужъ не гнать-же тебя со двора, коли ты настоящимъ манеромъ работаешь.

Домна просіяла.

— A вѣдь и то дѣло, дѣвушки. A то, ей-ей, куда ни сунешься — вездѣ съ ребенкомъ отказъ, — сказала она. — Какъ это вы хорошо придумали.

— Прячь, прячь скорѣй. Полно тебѣ бобы-то разводить. Клади вонъ за ту кучу.

Домна поспѣшно вынула изъ-за пазухи ребенка, сняла съ себя полушубокъ, завернула его въ полушубокъ и положила на тряпки, прислушиваясь, не заплачетъ-ли онъ.

— Молчитъ?

— Молчитъ. Кажись, уснулъ таково сладко. Ну, Христосъ съ нимъ, — отвѣчала Домна.

Вскорѣ пришелъ прикащикъ. Окинулъ взоромъ всѣхъ работающихъ женщинъ, въ отвѣтъ на ихъ поклоны, не снимая картуза, передвинулъ его со лба на затылокъ и обратно и, въ видѣ воодушевленія крикнулъ:

— Повеселѣй, повеселѣй, тетки! Дремать нечего!

Въ это время къ нему приступила Домна. Она поклонилась и сказала:

— Къ вамъ, господинъ хозяинъ. Примите на работу.

— На работу? протянулъ прикащикъ. — Принять, конечно, не расчетъ, a только y меня и такъ ужъ народу-то хоть отбавляй. Мы и съ этими справимся.

— Очень ужъ голодно, хозяинъ. Примите, заставьте Бога молить. Заслужу. Я на работу не лѣнива

— Да лѣнивыхъ-то y насъ и безъ того всегда по шеѣ… отвѣчалъ прикащикъ, подумалъ и прибавилъ:- Ну, оставайся. Условія наши знаешь?

— Знаю, знаю, хозяинъ. Женщины ужъ сказали.

Домна радостно засуетилась и тотчасъ-же, подсѣвъ къ грудѣ тряпокъ, принялась разбирать ихъ. На лицѣ ея мелькнула улыбка. Улыбнулись и другія женщины и, когда прикащикъ удалился, заговорили:

— Видишь, какъ ловко надули его. A теперь можно сдѣлать такъ, что онъ и ребенка-то не замѣтитъ. Онъ вѣдь заглядываетъ сюда подъ навѣсъ не часто.

Работа продолжалась. Работала и Акулина, но черезъ силу — и то и дѣло все хваталась за голову и за бока.

— Словно, кто мнѣ наколотилъ ребра-то — вотъ до чего ломятъ и ноютъ, а по спинѣ такъ мурашки и бѣгаютъ, говорила она.

— A ты прилягъ чуточку, Акулинушка, прилягъ малость, покуда прикащика-то нѣтъ, совѣтовала ей Арина.