Первые три недели пребывания Петра на верфи прошли в подготовке материалов, и только 9 сентября он собственноручно заложил фрегат в сто футов длиною, во имя апостолов Петра и Павла, и на следующий день написал об этом митрополиту: «Мы теперь живем в Нидерландах, в городе Амстердаме; живы и здоровы вашими молитвами; исполняя слово Божие, сказанное Адаму, трудимся в поте лица своего; делаем это не из нужды, а для того, чтобы изучить морское дело, чтобы по возвращении оставаться победителями над врагами имени Господня и освободить христиан из-под ига нечестивого, чего я до последнего дыхания своего не перестану желать».

Петр работал, как простой плотник, и беспрекословно исполнял всякое приказание своего мастера. Однажды один знатный англичанин нарочно приехал в Амстердам, чтобы посмотреть на знаменитого плотника; он пришел на верфь и просил мастера показать ему царя; в это время Петр сидел на бревне и отдыхал; другие плотники тащили тяжелое бревно; мастер крикнул ему:

– Петр, плотник Саардамский! Что же ты сидишь и не поможешь своим товарищам?

Петр тотчас встал и подставил свое плечо под бревно, которое несли.

В течение многих десятков лет рабочие на верфи рассказывали своим женам и детям о том, как Петр работал, как искусно он владел инструментами, какую необыкновенную силу выказывал и как иногда, утомленный, садился на обрубок дерева, вытирал пот, катившийся с лица его, сидел, опустив топор между коленями, и разговаривал с товарищами, шутил и рассказывал им разные занимательные случаи. Любопытные ежедневно приходили посмотреть на знаменитого работника и поговорить с ним; он разговаривал охотно, когда, обращаясь к нему, говорили просто: Piter timmerrman (Петр-плотник), но отворачивался и не отвечал, когда обращались к нему со словами: Ваше Величество или государь! Но он постоянно дорожил временем и избегал длинных разговоров; после короткого отдыха опять принимался за дело.

Так проходил целый день, но и ночью Петр не отдыхал достаточно; с каждою почтою из Москвы приходили кипы бумаг, писем и дел; все надобно было прочесть, обдумать, решить и на все отвечать.

Он издали продолжал следить за общим ходом дел, писал приказания и в то же время находил время отвечать на веселые письма своих ближних бояр и каждую пятницу отсылал свою корреспонденцию в Москву. Иногда не успевал отвечать на частные письма, тогда просил не печалиться, писал, что он здоров, а не пишет частью за недосугом, частью за отлучкой для знакомства с тем, чего нет в России, частью за «хмельницким» (за пирами). Волю свою боярам-правителям он всегда выражал ясно, твердо и очень часто резко.

В Голландии Петр занимался не одним кораблестроением: с бургомистром Витзеном и Лефортом ездил он в Утрехт, чтобы повидаться и познакомиться с голландским штатгальтером и Вильгельмом Оранским, английским королем. Витзену было поручено все показывать царю и повсюду провожать его, а это было дело нелегкое; Петр все хотел знать, все видеть; он подробно осмотрел китоловные суда и все производство на них, ни один чан, ни один котел для жира не ускользнул от его внимания. Он ходил по госпиталям, по воспитательному дому, бывал на фабриках, в мастерских, ко всему руку прикладывал и всегда выказывал ловкость и проворность.

Он познакомился, при помощи Витзена, с тогдашними знаменитыми учеными в Голландии. Особенно понравился ему знаменитый профессор анатомии – Рюйш.

Рассказывают, что царь остановился, как пораженный громом, когда в первый раз увидел знаменитый анатомический театр этого ученого; с любопытством рассматривал его и, когда подошел к стеклянному ящику, в котором сохранялся труп набальзамированного Рюйшом дитяти, не мог оторваться от него: дитя лежало, как живое, с улыбкой, точно будто спит и видит что-то хорошее во сне. Петр не верил, что дитя мертвое: Рюйш открыл стеклянную крышку и только прикосновением царь убедился, что это труп; царь наклонился и поцеловал дитя.