— Значит, ты меня нашла, — сказал он.

Мужчина, казалось, был слишком занят и поэтому не повернулся к Фурии лицом. Упёршись локтями в крышку стола, он что-то записывал в книгу. Фурия слышала, как перо царапает бумагу.

— Северин, — сказала она.

И больше ничего. Это единственное слово показалось ей гораздо тяжелее, чем она ожидала.

Мужчина тихо вздохнул и уронил перо.

Фурия вдруг поняла, что река на картине, висевшей над столом, — это Рейн. Высокие тёмные скалы возвышались над бурным потоком. Может, именно таким был вид из окна дома Розенкрейцев, прежде чем выжившие члены семьи вынуждены были оставить Германию?

Он медленно повернулся к ней лицом. Девочка попыталась узнать в нём созданный её воображением образ Северина, юношу с удивительными способностями, который создал свой собственный мир. Вместо этого перед ней предстал Зибенштерн, в которого превратился Северин.

В жизни Фурии он сыграл огромную роль! Она доверяла ему самое сокровенное, была в него влюблена, к тому же Северин был её предком. И даже автором её любимой книги.

Но сейчас она видела перед собой старика, высокого и худого, с усталыми глазами и морщинистой кожей. Почему ей никак не удавалось различить за этой внешностью настоящую сущность? Почувствовать сердце, бившееся когда-то в унисон с её собственным сердцем? Дух, который создал нечто невероятное. Голос, которому она внимала в книгах, но никогда не слышала наяву.

Почти в отчаянии девочка искала следы того, что их связывало, но вместо близости ощущала лишь непреодолимое пространство в две сотни лет.

Фурия вытащила из кармана петушиную книгу и открыла её.

Одна из страниц поднялась.

— Это тебе не понадобится. — Голос Северина казался хриплым.

Кроме того, Зибенштерн постарел гораздо сильнее, чем госпожа Антиква. В его взгляде читалась усталость человека, который долгое время не может найти покоя из-за совершённых когда-то поступков.

Фурия мысленно приказала странице опуститься.

— Что же произошло? — Её голос был почти таким же хриплым, как у него.

Теперь девочка поняла, что взгляд этого человека вызывал у неё какие-то сильные чувства, определить которые она не могла. Может, это по-прежнему была привязанность? Или страх? А может, даже презрение? Прежде всего, он был ей совершенно чужим. Фурия даже не понимала, как она могла ожидать чего-то другого.

— Я уже давно исчерпал все свои таланты, — сказал старик, не вставая с деревянного стула.

Фурия не могла поверить, что Северин не может больше ходить.

Ведь наверняка именно он стоял у двери, когда они с Изидой перепрыгнули в резиденцию. И возможно, он был тем самым силуэтом в библиотеке на верхних уровнях, которого они видели с отцом, когда искали пустую книгу.

Девочка оставалась начеку, хотя никакой угрозы от него не исходило.

— Что значит — исчерпал?

— Я больше не библиомант. Мой запас сил был ограничен, Фурия. Я сам так установил, чтобы дать этому миру возможность развиваться самостоятельно. Я ухаживал за ним, как садовник за любимым цветком, но цвести он должен был сам. Моя библиомантика уже давно пересохла, как колодец в пустыне.

Он говорил напыщенными фразами, точно такими же, как в книгах Зибенштерна. Его слова были слишком яркими и нарочитыми.

Когда Фурия была поменьше, ей очень нравилась такая манера — да что там! Его стиль нравился ей и сейчас. Только вот из уст человека это звучало странно, будто старик читал что-то вслух. Может, он настолько слился со своими книгами, что скорее походил на произведение, чем на человека, которым он когда-то был.