|
Вдруг кольнуло в сердце: жаль покидать Полли, но нет, не верится, что мне уж больше никогда ее не видать, — может, когда-нибудь судьба еще улыбнется мне и снова нас сведет. И потом, ведь есть еще Бриджит и Смог, о них я думал даже еще нежней, только вот не знал, как бы нам всем троим встретиться. Мне представилось — лет через десять Бриджит, уже почтенная женщина, едет с шестнадцатилетним пареньком по какому-нибудь городу Северной Италии, и на солнечной и пыльной площади они выходят из автобуса. А я сижу за мольбертом и лениво что-нибудь малюю, и на мольберте уселись голуби. Я встану, подойду к ним, а Смог будет начеку — как бы ее кто не обидел — и подумает: это еще кто, какого черта ему надо, вдруг, чего доброго, ее уведет, но Бриджит меня узнает, и я приглашу их в свое скромное жилище, и к этому времени Смог уже прекрасно меня вспомнит и в нем проснется былая привязанность ко мне.
Я спросил чашку кофе, и тут на плечо мне легла чья-то рука. — Пройдемте со мной, сэр, — сказал длиннолицый бледный таможенник. Сэром меня потом долго не величали, очень долго. Мы вернулись к паспортному столу. Там теперь были еще два таможенника, и тот, что меня позвал, спросил, сколько денег я везу с собой за границу. Я ответил, и он допросил меня открыть бумажник. Я не испугался: денег у меня было не больше положенного. Мысленно я поглядел на себя со стороны — вон как спокойно, с улыбкой я открываю свой чемоданчик. Мне казалось, сейчас меня отпустят, как отпустили однажды Уильяма, и я уже поздравлял себя — мол, этот короткий разговор ничего не значит: ведь больше я уже не должен буду здесь проходить. — Пройдите, пожалуйста, со мной. Я вошел в другую комнату, подальше от глаз честных или удачливых пассажиров, которым не задавали никаких вопросов. Там ждали двое полицейских и еще один верзила — сыщик в штатском, я его узнал: ни много ни мало — сам старший инспектор Лэнторн. — Снимите пальто. Ну, конец. Лэнторн самолично вытащил пять золотых брусочков, и меня тут же предупредили: с этой минуты каждое мое слово может быть использовано как улика против меня, и таможенники перечислили статьи, по которым меня обвиняют. По дороге в полицейский участок я понял — Моггерхэнгер донес на меня тогда же, когда на Коттапилли и Пиндарри. Уж если он закидывает сеть, так с размахом. У меня дрожали ноги, но садиться не хотелось. Мне предложили сесть, а я все стоял, будто и этой любезности не хотел от них принимать. Лэнторн толкнул меня на скамью. Вот и мой железный колпак разбит вдребезги, на меня хлынул свет и так меня напугал, прямо дыхание перехватило. Когда же расшибут колпак Могтерхэнгера? Я подумал: я тоже приложу к этому руку — и улыбнулся. Но как я ни ломал голову, а несмотря на все его художества не мог придумать, за что его можно привлечь, ведь по полицейскому участку меня, стиснув мой локоть, вел инспектор Лэнторн — попробуй докажи при нем, что Моггерхэнгер в чем-то виноват! Будь для этого хоть какая-то возможность, Моггерхэнгер бы так не поторопился меня засадить.
Эпилог
Моггерхэнгер моими руками похоронил Джека Линингрейда, он заранее рассчитал: когда я попаду в лапы полиции, я живо заговорю — понадеюсь, что мне за это припаяют поменьше. Я и заговорил, да только не от слабости, а с позиции силы, я тоже заранее обдумал, как себя вести, и уж шел прямиком по этой дорожке, для Моггерхэнгера все получилось наилучшим образом. И для Лэнторна тоже — дело это стало одним из тех, которыми он прославился. Моггерхэнгер уверенно сунул меня в полицейский механизм, точно лом, и я не обманул их ожиданий, и, понятно, всякое дело против него самого расползалось по швам в руках у Лэнторна. Я так старательно спасал свою шкуру, у меня не было ни времени, ни душевных сил раздумывать, как же это Моггерхэнгер сумел мной воспользоваться, но перед тем, как я загремел, у него на стене, наверно, несколько месяцев висела громаднейшая схема, и на ней булавки с ярлычком «Каллен», он перекалывал их с места на место, пока я наконец не угодил в капкан, который он для меня расставил. |
