– Уб-б-бил? – спросил его Иванов, заикаясь от страха.

    – Не знаю, наверное… – дрожащим голосом ответил Мухин. – Так дал, что руки заболели. Смотри, ни хрена, шевелится!

    Действительно, противник зашевелился и начал вставать на ноги.

    – Итить твою, он что, Терминатор? – пробормотал Мухин.

    – Не знаю… у психов бывает такое, говорят. Эй, ты, лежать! – заорал старшина.

    Окровавленный бледный человек не обратил на крик никакого внимания, а встал и решительно направился к милиционерам. Нервы у тех сдали окончательно, и в грудь их противника ударили пули из автомата и пистолета. Человек в черной форме покачнулся и, даже не моргнув, пошел дальше.

    – Опаный по голове, да что же это? – крикнул Мухин, попятившись.

    – На, зараза! – заорал, заглушая свой страх, Иванов и один за другим выпустил все десять оставшихся в пистолетном магазине патронов в голову противника.

    Тот упал и больше не шевелился.

    – Во как… Вот так и лежи, – сказал Мухин. – Я наших вызываю.

    – Перевязаться помоги мне, прокусил он мне рукав, сволочь такая, – сказал старшина, глядя на кровавое пятно на своей руке. – Хрен его знает, когда он зубы чистил. И кровищи там у него… еще СПИДом наградит.

    «Террористы»

    20 марта, вторник, раннее утро

    Маргарита уже пять минут стояла возле двери в комнату Семена и стучала в нее. За ней стояли, столпившись в коридоре, Давид Самуилович, их папа, доктор Лозовский, приятель папы, которого вызвали на дом, там же стояла мама, Белла Семеновна. Дверь была заперта изнутри, за ней были слышны какие-то звуки, но никто не открывал.

    – Сеня! Сеня, открой нам, пожалуйста! – крикнула Белла Семеновна.

    Никакой видимой реакции на ее слова не произошло. Дверь по-прежнему была закрыта, за ней слышалась возня.

    – Нет, ну сколько так может продолжаться! – заявил Давид Самуилович, среднего роста массивный широкозадый мужике поразительно нахрапистым характером, благодаря которому он и сделал свою телевизионную карьеру. – Семен, открой немедленно или я вышибу дверь! Доктор приехал!

    – Может, не стоит так сурово? – тихо спросил Лозовский.

    – С этим лоботрясом еще не так надо! Мало я его от тюрьмы в свое время отмазывал? А что он сейчас натворил? Он даже не говорит! Семен, открой, я сказал. Открой! – еще повысил голос Давид Самуилович, продолжая колотить жирной волосатой ладонью по дверной филенке.

    – Ой, Додя, не надо так, у тебя же сердце! Сенечка, открой папе, пожалуйста! – запричитала Белла Семеновна.

    Эти призывы тоже цели не достигли, и тогда Давид Самуилович впал в ярость. Покраснев как рак, он растолкал семейных у двери, встал напротив, качнулся и ударил в дверь плечом. Та затрещала, с косяка посыпались крошки штукатурки, а Белла Семеновна с криком «ой! ой!» отбежала назад.

    – Семен, открой, я вышибу дверь! – закричал Давид Самуилович, набычился и снова приложился в дверь плечом.

    Затрещало, дверь распахнулась, и он почти ввалился в комнату сына. В комнате было темно, плотные шторы задернуты и свет выключен.