— По-разному. До этого тут ставили «Тот, кто весел, пусть смеется»,  так зал почти всегда был полон.

— Это хорошая пьеса, — сказал Роберт.

— Какую роль там играл Кристофер Феррис?

— Дайте-ка сообразить… А, помню, молодого драматурга. Ну того, который раскачивается на стульях и все время хрупает печенье. Рональда Моли — так его имя по пьесе. Ах, какой он был смешной — Кристофер Феррис! Зал просто покатывался со смеху… — Убирая в буфет стаканы, бармен взглянул на часы. — Сэр, боюсь, я должен попросить вас заканчивать… пора закрываться.

— Да-да, конечно. Между прочим, как нам пройти за сцену? Мы хотим повидать Эмму Литтон.

— Пройдите прямо через зал и в правую дверь на сцене. Только остерегайтесь мистера Коллинза — это помреж. Он страсть как не любит, когда заходят посторонние.

— Спасибо, — сказал Роберт. — И приятных сновидений.

Они вернулись в зрительный зал. Занавес был раздвинут.

На сцене оставалась все та же декорация, но огни рампы были уже потушены и гостиная казалась еще более неприглядной. Какой-то юноша старался отодвинуть в сторону кушетку, где-то кто-то оставил открытой дверь, и по всему театру дуло несвежим сквозняком. Девица в нейлоновом комбинезоне поднимала сиденья кресел и собирала обертки с шоколада и сигаретные пачки в мусорный бачок.

— Нет более печального зрелища, чем опустевший театр, — сказала Джейн.

Они направились к сцене. Когда они подошли совсем близко, Роберт понял, что с тяжелой кушеткой сражается не юноша, а девушка, одетая в старый синий свитер и джинсы.

Шагнув к ней, он спросил:

— Не могли бы вы помочь…

Она обернулась, и потрясенный Роберт оказался лицом к лицу с Эммой Литтон.

8

Они молча смотрели друг на друга. Эмма перестала двигать кушетку и выпрямилась. Ему показалось, что она стала выше и тоньше, холодный свет, заливавший сцену, ее не красил, худые руки висели точно палочки из закатанных рукавов свитера. Но хуже всего было с волосами. Она отрезала свои волосы, и теперь голова казалась маленькой, беззащитной и будто обросшей мхом. Как шкурка зверька.

И настороженный взгляд, точно она выжидала, какое он сделает движение и что скажет, прежде чем самой решить, в какую сторону ей прыгнуть. Роберт сунул руки в карманы, стараясь держаться как можно непринужденнее.

— Привет, Эмма!

Она вымученно улыбнулась.

— Эта кушетка, похоже, начинена свинцом, да еще, пока ее двигали туда-сюда, потеряла все ролики.

— Неужели нет никого, кто бы мог вам помочь? — Роберт подошел к краю сцены и теперь смотрел на нее снизу вверх. — Судя по виду, она очень тяжелая.

— Сейчас кто-нибудь придет. — Эмма не знала, куда девать свои руки. Потерла их о джинсы сзади, как будто они были грязные, потом сложила на груди, выставив вперед худые плечи, словно защищаясь. — Что вы здесь делаете?

— Приехали посмотреть «Маргаритки на лужайке»… Мы приехали из города. Познакомьтесь — это Джейн Маршалл. Джейн, это Эмма.

Они обе улыбнулись, кивнули друг другу, пробормотали: «Очень приятно». Эмма повернулась к Роберту.

— Вы… знали, что я здесь?

— Нет, но я знал, что здесь Кристофер, и подумал, что и вы можете быть здесь.

— Я уже недели две как тут работаю. Вот, чем-то занялась.

Роберт воздержался от комментариев. Быть может, это смутило Эмму — она вдруг села на злополучную кушетку, которую надо было куда-то задвинуть, и безвольно свесила руки между колен.