Ральфа замутило, когда он слушал это, ему стало дурно от ярости, скорби, нелепости случившегося. Биллу оставалось меньше двух недель, и тут‑то его и убили. Подобное произошло уже с тысячами парней, но этот… Билл Квинн был таким славным парнем, он так любил Пакстон.

– Неплохой матерьяльчик, мистер Джонсон? – сердито окликнул его Тони, уже не скрывая слез. – Успели записать, а то, может, вам приехать сюда осмотреть его тело? Мы отправим его домой только завтра пополудни. Полагаю, теперь ему уже не удастся оставить жену ради девчонки.

Билл не первый, кто влюбился здесь, во Вьетнаме, и не первый парень, изменивший жене, но сержант все последние месяцы кипел от ярости, он постоянно предсказывал, чем это кончится, и оказался прав. Сколько раз он уже убеждался: стоит мужчине связаться с женщиной и чересчур увлечься ею, как он делается беззаботным. Тони был уверен: Билли погиб только из‑за этого, и ничто не могло поколебать это обвинение. По его понятиям, Пакстон Эндрюз прикончила Билла, вот и вся история.

– Боже, это убьет ее, – пробормотал Ральф, обращаясь скорее к себе самому, чем к Кампобелло. На том конце провода Тони утер глаза рукавом.

– Очень хорошо. Надеюсь, так оно и будет. Ничего лучшего она не заслужила.

– Ты ведь так не думаешь, верно?

– Думаю, – холодно отозвался сержант. – Она все равно что своими руками пристрелила моего капитана.

– Он же взрослый человек. – Честь обязывала Ральфа вступиться за Пакстон, к тому же этот человек уже действовал ему на нервы. Никого Пакстон не убивала, она причинила зло только самой себе, она рискнула и проиграла, как это уже произошло с ней однажды. Так обычно выходит на этой войне.

Стоит только полюбить кого‑нибудь, будь то солдат, собака или ребенок, и тебе уже грозит потеря. – Кампобелло, он сам решал за себя, и она тоже. Он прекрасно сознавал, на что идет.

Вчера он погиб только потому, что тот парень в туннеле оказался чертовски проворным. Я знаю, Билл никогда не бывал беззаботен. – Билл двигался так быстро, ловко, он так прекрасно разбирался в своем деле. Ральф говорил правду, но Тони Кампобелло не желал его слушать.

– Вздор. Ему вовсе не следовало спускаться в ту дыру.

– Так почему же он полез туда? – настаивал Ральф.

– Чтобы доказать… не знаю что… Он только и думал о ней.

– Он не был так глуп или даже так храбр – пусть генералы говорят, да и сам Билл повторял, что «подземной крысе» следует сделаться чуточку безумной.

– Он свихнулся от любви.

– Это верно, – согласился Ральф из верности обоим своим друзьям. – Но он знал свою работу и не допускал, чтобы любовь мешала делу. Я просто не верю тому, что вы говорите. А если вы думаете иначе, Кампобелло, вам лучше сразу же забыть об этом. Если вы вправду любили его, вам лучше бы заткнуть себе глотку и держать свои грязные домыслы при себе. Девушку ждет огромное горе, и не хватало еще, чтобы вы вздумали орать на нее, если ваши дорожки когда‑нибудь пересекутся, хотя я абсолютно уверен, что этого не будет.

– Еще бы.

– Ради его памяти сделайте мне такое одолжение, обращайтесь с ней по‑человечески, промолчите, если вам доведется встретиться с ней.

– Поцелуйте себя В задницу, мистер, – выплюнул в трубку Тони Кампобелло, и глаза его вновь наполнились слезами.