– Малышка, что с тобой? – Теперь он обрадовался, что она приехала, хотя поездка на базу Кучи в полном одиночестве казалась совершенным безумием. Но Пакстон действительно обезумела. Она взглянула на Тони и внезапно начала судорожно хватать ртом воздух. Рыдания застревали в горле и душили ее.

Стало трудно дышать. – Тише, тише… Дыши медленнее, так, так… Все в порядке… – Еще один рекрут уставился на них, но Тони было наплевать. Сейчас он думал только о Пакстон, задыхавшейся у него в руках.

– Скажи, что случилось?

– Ральф… – Она смогла выговорить только имя, но Тони почувствовал, как внутри у него что‑то оборвалось.

– Все в порядке… дыши медленнее… задержи дыхание… – Он осторожно усадил ее на землю и сел рядом. – Ну что ты… Что ты, Пакс… – Он сам прошел через это и очень хорошо знал это состояние, видел такими других… а потом она рассказала.

– Он подорвался на мине два дня назад, когда возвращался с Меконга. И никто не сказал мне. – Она отрешенно смотрела в пространство, а затем вдруг зарыдала, сотрясаясь, в бессильной злобе и отчаянии заколотила кулаками в его грудь. – Подонки… будь они прокляты! Эти ублюдки… Они убили его… Столько лет не могли… и вот теперь… – Тони было тяжело ее слушать, но ему все это было очень, очень давно знакомо.

– Франс знает?

– Не знаю. Я ей еще не звонила.

Черт. С ребенком от американского солдата и с новорожденной на руках… Как, черт возьми, она будет жить с двумя детьми‑полукровками? Умирать с голоду? Родители помочь ей не смогут, у них самих ничего не осталось. И никто ей не сможет помочь. Да, только этого ей и не хватало.

Тони обнял Пакстон и нежно поцеловал.

– Мне очень жаль, но надо ехать. У меня тут целая группа парней, которые ждут, когда я повезу их на учения. Как только мы вернемся, я приеду к тебе в гостиницу. А сейчас я договорюсь, чтобы кто‑нибудь отвез тебя обратно в Сайгон.

Она кивнула, как послушный ребенок, глядя мимо него, и он побежал искать кого‑нибудь, кто был занят меньше других, чтобы тот отвез Пакстон.

– Будь осторожен! – крикнула она ему вслед, он махнул ей рукой и уехал.

Всю дорогу назад Пакстон сидела словно в оцепенении. Она не сказала ни слова молодому парню, который ее вез, не спросила, как его зовут, не ответила ни на один его вопрос. Она просто сидела, уставившись в окно, и неотступно думала о Ральфе, о Франс, об Ане и малышке Пакси. Вернувшись в гостиницу, она вошла в комнату, бросилась на кровать и так лежала, смотря в потолок. Когда звонил телефон, она не снимала трубку. Поэтому, когда в восемь вечера Тони добрался до гостиницы, он был вне себя от беспокойства. Он подумал было, что теперь что‑то случилось с Пакстон. Ведь тот мальчишка, которого он послал с ней в Сайгон, так и не вернулся на базу. Напряжение начало сказываться на каждом – все они пробыли во Вьетнаме уже слишком долго. Влетев в комнату, Тони увидел, что она лежит, смотря пустыми глазами в потолок.

– Малышка, возьми себя в руки. – Он лег рядом и тихо сказал:

– Подумай, он сам шел на риск. Он же знал, что это может случиться в любой момент. Просто мы надеемся на лучшее, и он надеялся.

– Он был самым лучшим журналистом из всех, кого я знаю… Он был… моим лучшим другом… – пробормотала она и стала похожа на ребенка, который носком ботинка бросает камешки в реку. Затем она взглянула на Тони. – Если не считать тебя. Но он был не просто другом, он стал для меня тем, кем не смог стать мой брат Джордж.