Но женщины вокруг говорили о другом – они выжили в течение этих лет благодаря фотографиям, обрывкам новостей, слухам, рассказам случайных людей, которым удалось вырваться раньше, как тем пятерым солдатам, которые сбежали из плена два года назад. Эти женщины знали, что их мужья живы, время от времени они получали подтверждения и только благодаря этому смогли вынести муки. Они дождались своих мужей, и это другой вопрос, какими эти мужья вернутся, что осталось в них от людей, которыми они когда‑то были.

Пакстон чувствовала, что и она вместе со всеми ощущает невероятность этого ожидания, и ей вовсе не хотелось усиливать боль ожидающих и снова расстраивать их. Поэтому она ни с кем не заговаривала, а только сидела и слушала. Позже она непременно попросит их рассказать о себе и своих чувствах, поговорит с их вернувшимися мужьями. Но сейчас ей просто хотелось смотреть и слушать. Она решила быть беспристрастной, ведь она приехала сюда как журналистка и должна видеть то, что происходит вокруг, и тем не менее, когда первые из освобожденных начали спускаться по трапу, она зарыдала в голос – почти так же громко, как другие женщины вокруг. Худые, изможденные люди, они беспрерывно останавливались, как будто все еще сомневались в том, что происходит. Воспаленные веки, наросты на головах, распухшие от ударов суставы… Их ноги, казалось, стояли на земле так непрочно, как будто отвыкли ходить. На смену первой радости пришла боль – такими оказались эти люди. Но, поддерживая друг друга, они гордо выпрямлялись и оглядывались по сторонам, радуясь, что обрели свободу. Это зрелище тронуло сердца всех, кто его видел.

В тот волнующий вечер Пакстон плакала почти так же, как все остальные. Она разделила с другими боль, но не могла разделить радость – не для нее были объятия и поцелуи.

Она смотрела на освобожденных и не переставала поражаться – среди них были и такие, кто провел в плену семь лет.

Как можно пережить такое? Как можно все эти годы цепляться за призрачную надежду? И что теперь мужья говорят женам после всего, что испытали? А что, если бы ее саму взяли в плен во время одного из выездов с Ральфом?! Пару раз Пакстон оказывалась на волоске от этого и прекрасно отдавала себе в том отчет. Что бы она делала во вьетнамском плену? Пакстон очень сомневалась, что выжила бы там, и удивлялась, как смогли выжить эти люди.

На следующий день, после того как бывших пленных опросили официально, Пакстон начала брать у них интервью, разговаривать с их женами и иногда даже с детьми. Затем к ней присоединился фотограф. Пакстон чувствовала себя совершенно разбитой. Во время интервью с одним из пленных она вдруг поняла, что перед ней человек отряда «туннельных крыс» из Кучи и что его взяли в плен незадолго до пропажи Тони. Руки Пакстон внезапно так сильно задрожали, что она на миг потеряла способность записывать его слова. Этот человек пробыл в плену три года – огромный срок и для него, и для самой Пакстон. Ровно столько времени прошло с тех пор, как Тони пропал без вести, и она все еще не знает, жив он или мертв.

– Я… – Ее голос дрожал так же, как и руки. – Я хотела бы спросить кое‑что не записывая.

Пленный испуганно поглядел на нее, как бы ожидая, что она хочет спросить о чем‑то ужасном, что может обесчестить его и его семью.

– Вы знали сержанта по имени Тони Кампобелло, там, в Кучи?

Он внимательно взглянул на Пакстон и молча кивнул, соображая, Не уловка ли это.