Может быть… и что же дальше? Что она скажет Джою?

Что его отец, может быть, жив где‑то там под землей? Или умер где‑то в туннеле или в траншее, в какой‑то яме или в дупле дерева? Она поблагодарила пленного, кое‑как закончила интервью и вылетела из Сан‑Франциско обратно в Нью‑Йорк. Там она провела три дня, запершись в гостиничном номере, никого не желая видеть. Пакстон не могла ничего ни говорить, ни делать.

Прежде всего нужно было все обдумать. Обдумать то, что она узнала. Пакстон снова и снова перечитывала свои записи, однако ничего другого не оставалось, и в понедельник она приняла решение.

Пакстон направилась прямо к редактору. Сначала он заявил, что Пакстон, видно, сошла с ума. Но через некоторое время редактора удалось убедить. Пакстон уже бывала там и хорошо знала страну. Американская армия ушла, но кто‑то из наших все еще оставался: журналисты, медицинский персонал, несколько иностранных бизнесменов и разные сумасшедшие. Кто‑то там еще должен быть. Она не могла поступить иначе – она должна ехать обратно во Вьетнам и оставаться там, пока не найдет ответа, не важно, сколько времени это займет и что с ней может случиться.

Наконец они пришли к соглашению. Другого выбора у редакции не было – или потерять Пакстон, или позволить ей ехать с их ведома, и она получила разрешение делать все что хочет.

В те выходные Пакстон долго гуляла с Джоем. Она сказала мальчику, что возвращается во Вьетнам, чтобы найти его отца, или его останки, или хотя бы кого‑то, кто точно может ответить, что на самом деле случилось. Она рассказала ему про военнопленного из Президио и о том, что он сообщил. Сын имел право знать о судьбе отца, и Пакстон считала, что обязана говорить ему все.

– Знаешь, мои мама с папой все еще считают тебя сумасшедшей. – Джой улыбнулся, он и сам подумывал так иногда, но он очень любил Пакстон.

– И ты тоже так думаешь? – Она улыбнулась.

– Иногда. Только на самом деле мне все равно, Пакс. Все нормально.

– Спасибо. По правде говоря, я и сама считаю, что я сумасшедшая, раз туда еду. Но я знаю, что не успокоюсь, пока не получу ответ. Раньше‑то я думала, что мне уже все известно. – Она вспоминала рассказ Джордана в Кларк‑Филдсе. – Но теперь я понимаю, что это не так. Этот военнопленный был уверен, что твоему отцу удалось бежать.

– Ты, правда, думаешь, он сейчас жив? Прошло уже три года, как он пропал. – Даже Джой был настроен скептически.

– Я совсем ничего не знаю, малыш.

Он кивнул. Он беспокоился за нее.

– И сколько ты там пробудешь?

– Не знаю. Не хочу ничего обещать. Я напишу тебе или позвоню, если смогу. Не знаю, работает ли там телефонная связь, теперь, когда войска ушли. Скорее всего довольно плохо. Сделаю, что смогу. И вернусь, когда все узнаю, не раньше.

Он крепко сжал ей руку своей маленькой ладошкой и долго не отпускал.

– Береги себя, Пакс… Смотри, чтобы с тобой ничего не случилось… как с папой.

– Ничего со мной не случится, – пообещала она и, наклонившись, поцеловала его в затылок, а потом пригладила ему челку назад. – Я же не такая смелая, каким был он.

Глава 31

Самолет приземлился в аэропорту Тан Сон Нхат. С воздуха все выглядело таким же, как и раньше, но, когда самолет спустился ниже, Пакстон увидела, что на земле гораздо больше воронок, чем было три года назад. В Сайгоне тоже все переменилось.

На улицах куда больше детей, больше сирот – полувьетнамцев‑полубелых, которых отцы бросили вместе с их матерями и ушли вместе с армией – им больше не было до них дела. Больше наркотиков, больше проституток, больше разрушенных зданий.

Хаос. Даже отель «Каравелла» выглядел намного хуже, чем раньше, но здесь ее помнили и были очень любезны.