Я стала узнавать насчет абортов на прошлой неделе, но все пересказывают страшные случаи, происходящие в Мехико и Окленде. Я не хочу, чтобы со мной случилось что‑нибудь подобное. Вдруг я умру?
– Ты можешь поехать в Токио или Лондон.
– Да, а что я скажу родителям? Что мне надо там писать работу по искусствоведению? Или что у меня деловая поездка?
Черт, Пакси, что же мне делать?
– А чего ты сама хочешь? Ты хочешь завести ребенка?
– Я не знаю…
Она действительно не знала. Габби постоянно размышляла над этим, но в голове был такой сумбур, что она ничего не могла придумать. Ей давно уже надо было посоветоваться с Пакстон.
– А что же Мэттью? Чего хочет он?
– Я сама не понимаю. Он так хорошо относится ко мне.
Он такой нежный. Мне кажется, я люблю его. – Как‑то все это было сомнительно, но сомнительно для Пакстон. У Габби была совсем другая шкала ценностей.
– Тебе бы стоило разобраться со своими чувствами, особенно если ты решишься на ребенка.
– Как же мне быть? Что бы ты сделала на моем месте?
Вы знакомы с Питером уже два года, ты смогла бы поручиться за него?
– Да, – честно сказала Пакстон. – Я уверена в нем, как в самой себе. Я не считаю себя достаточно взрослой, чтобы решиться на подобное, но я прекрасно знаю, что люблю его.
– Счастливая. Но ты совсем не такая, как я.
Габби проводила все свободное время с Мэттью Стэнтоном.
Временами Пакстон, наблюдая, как он точен, вежлив и всегда безукоризненно одет, задумывалась, что скрывается за этой блестящей внешностью. Она легко могла понять сомнения Габби.
Пакстон подозревала, что для него важна не сама Габби, а ее фамилия. Мэттью хорошо знал, кем был ее отец, и, казалось, очень заинтересован в связях с ним.
– Так что же ты будешь делать? – вновь спросила Пакстон. – Тебе надо решать скорее, иначе уже не останется никакого выбора. – Действительно, после трех месяцев об аборте нечего было и думать.
– Господи, Пакстон, не гони меня!
– Почему ты не расскажешь ему?
– А что, если он бросит меня?
– Тогда ты хотя бы узнаешь, что он за птица. Это поможет тебе найти ответ.
– А если он останется?
– Тогда это тоже повод для того, чтобы подумать. Габби, сначала реши, чего ты хочешь в этой ситуации. Ребенок – это уже навсегда. – У Пакстон было полно подруг, сожалевших, что они завели детей и вышли замуж, хорошенько не подумав, хотят они этого или нет.
Они проговорили весь день, пока не пришел Питер, и обе вдруг замолчали.
– Господи, что с вами? Я что‑то не так сделал?
– Не говори глупостей. – Пакстон чмокнула его наспех. – Как твои экзамены? – Он закончил второй курс, и оба знали, что это самый трудный год.
– У меня такое впечатление, что провалился по всем предметам, и завтра утром мне надо быть в самолете, летящем во Вьетнам.
– Не шути так. – Пакстон с расстроенным видом налила ему чашку кофе.
– А ты не принимай всерьез. – Он взял чашку у нее из рук и посмотрел вслед сестре, выходящей из комнаты; ему показалось, что глаза у нее заплаканные. – Что с ней такое? Она что, разругалась со своим дружком? – Питер не мог запомнить, как его зовут, что само по себе было плохим знаком. – Во всяком случае, он слишком стар для нее. А потом, он слишком интересуется моим отцом.
Пакстон тоже так думала, но в нынешних обстоятельствах не хотела соглашаться с Питером.
– Да нет, у них просто маленькая размолвка. Не думаю, что это всерьез, – пробормотала Пакстон. |