– Нет, что вы… Я… я только ехала и… Бестолковое мычание Маринки не произвело особого впечатления на ее стражников.

– Между прочим, по 171-й статье до трех лет лишения свободы или 500 минимальных окладов, – многозначительно заметил мутноглазый, постукивая концом дубинки по столу.

– Нет такой статьи! – отчаянно выкрикнула Маринка. – Я читала!

– Ого, образованная! – ухмыльнулся мент. – А ты знаешь, грамотейка, что Бог велел всем людям делиться?

– Я уже и так делюсь, – дерзко заявила девушка. – С хозяином, Илюхой Чаленко, вы же его знаете. Он же вам платит!

– Мало ли кого мы знаем… А за оскорбления, за намеки, мол, нам кто-то платит, можно и ответить…

Они мучили ее недолго. Ровно до тех пор, пока Маринка не решила расстаться со своей дневной выручкой. Спрятав деньги в карман, мутноглазый оживился.

– Вижу, мы подружимся, – произнес с ухмылкой.

А его напарник добавил вдогонку:

– Через месяцок опять встретимся!

Маринка была ужасно расстроена неприятным инцидентом. Вечером на электричке в 17.38 она встретила Витьку-пятновыводителя и пожаловалась ему на наглость милиционеров. Тот выпучил свои водянистые глазки.

– А чего ты удивляешься? – не понял он. – Дело же ясное! Ты новенькая, вот Чалый на тебя наводку ментам и кинул. Он с тебя взял, сколько ему причитается, а там уж не его забота, как ты с ментами разберешься. Им ведь тоже кушать хочется.

– Но я же Илюхе регулярно плачу! – возмутилась Маринка. – Это он должен проблемы с милицией решать!

– Он платит милиции, чтобы они ему существовать на железке дозволяли, а за каждого из нас он платить не может.

– Ну и дела! – воскликнула Маринка потрясенно.

– Да ты не переживай, – успокоил ее Пятновыводитель. – С нашим линейным отделом договориться можно, нормальные ребята. У них такса твердая, чаще чем раз в месяц приставать не будут. Ну я пошел, а то у меня дело стоит…

У Маринки даже руки опустились, так она расстроилась. Присела на скамейку, пригорюнилась, щеку кулаком печально подперла. Думает, то ли уходить из Илюхиной бригады, то ли дальше терпеть бессловесно. Что это за жизнь, когда и хозяин дерет три шкуры, и менты не отстают? С одной стороны конкуренты подпирают, с другой – пассажиры недовольно ворчат, чуть что по матушке посылают… Задумалась она и в растерянности уехала на «кривую».

– Преобразился еси на горе, Христе Боже, показавый учеником Твоим славу Твою, якоже можаху… Подайте на построение храма и содержание монашествующей братии! – Внезапно в гремучем вагоне раздался пронзительный жалостливый голос. Молодой человек, в черной рясе и потертой скуфейке, с черным, обитым бархатом ящиком на шее, соткался из тамбурного зловонного мрака.

Обойдя немногочисленных пассажиров и каждому пожертвователю поклонившись и перекрестив его троеперстно, святой человек неожиданно присел на скамейку рядом с Маринкой, устало снял с шеи ремень брякнувшего мелочью ящика.

– Что в тоске-печали, дева, пребываешь? – спросил игриво.

Маринка лишь мрачно пожала плечами, отворотив заплаканное лицо к окну.

– А все потому, что божеского в тебе, дщерь моя, мало. Вижу, очи твои пусты, бесовскими мыслями твоя глава полнится, а губы жаждут плотского греха… – Вагонный проповедник был немногим старше Маринки, а говорил гладко, как по писаному, точно перед его глазами витали строки невидимой книги.